— Это случайно не Калиостро? Он ведь совсем пропал, не так ли?

— Нет-нет, это швейцарский врач, забыл, как его зовут. Так вот, в доме кардинала живет его племянница, принцесса Шарлотта де Роган-Рошфор. Судя по всему, красавица. Она помогала лечить молодого герцога и…

— И вместе со здоровьем пришла любовь. Наверное, теперь, когда только предоставляется такая возможность, герцог летит в Эттенхайм?

— Лучше и не скажешь, господин барон.

— Ну что ж… Хорошо, сейчас оденусь и спущусь к ужину.

За общим столом в «Соваже» Батц так ничего нового в этот вечер и не узнал. Пассажиры дилижанса представляли собой разношерстную публику, чьи разговоры вертелись вокруг погоды, цен на продукты, состояния дорог и опасностях, подстерегавших осмотрительную Гельвецию из-за опасного соседства с бурлящей Францией, чьи вооруженные отряды, хотя и принадлежали воюющим партиям, рассредоточились повсюду, заполонив оба берега Рейна.

Устав от пустой болтовни, Батц решил пожертвовать десертом и со стаканчиком вишневой водки отправился выкурить трубку у гигантской печи, где компанию ему составил Мериан, в то время как подавальщицы порхали, как балерины, убирая со столов и наводя порядок в зале. Батц объявил ему о своем отъезде завтрашним утром.

— Скоро ли вы к нам вернетесь? — поинтересовался трактирщик. — Рождество в этих местах такой веселый праздник!

— По правде сказать, дорогой друг, я и сам не знаю. Мне надо успешно завершить одно нелегкое дело, но я, быть может, и вернусь, хотя если бы и хотел где-нибудь провести Рождество, так у себя дома. Я прикупил земли в Оверни, а сам пока не знаю этих мест…

Деликатный Мериан не стал настаивать и поклонился, уточнив, что «Соваж» и его хозяин всегда к услугам господина барона, в какой бы сезон ему ни захотелось приехать. И Батц в этом не сомневался. Те, кто предпочитал этот трактир роскошным «Трем королям», частенько находили путь к сердцу Мериана, а с бароном он был дружен, искренне восхищаясь им. На заре следующего дня он проводил гостя до импозантного готического портика, расположенного перед большим мостом через Рейн, соединяющим Большой Базель со своим меньшим братом, Малым Базелем. На воротах красовалась покрытая золотом железная голова шуточного короля: из его рта при помощи специального механизма через равные промежутки времени в сторону Малого Базеля высовывался язык. Тут они расстались. Батц вскочил в седло и поскакал на мост, не забыв по дороге снять шляпу перед часовней, построенной в центре. Мериан стоял, провожая взглядом своего старого постояльца, олицетворявшего его тайную страсть к приключениям.

Трагическая судьба постигла эту горстку отчаянных волонтеров, продемонстрировавших удивительное бесстрашие и подававших пример как своим однополчанам, так и тем французам, которые были их противниками. Летом 1793 года армия Конде провела блестящую операцию на линии Висембурга, где, захватив Хагенау, начала присматриваться к Страсбургу. Конвент отправил туда значительное подкрепление. Одновременно Пишегрю в Бертсхайме и Гош в Гейсберге отбросили солдат принца: им пришлось отойти к Ландау, переправиться через Рейн и расквартироваться на зиму в Растатте. Это был тяжелый болезненный исход, с исключительными по жестокости эпизодами, как, например, вот этот: в одной повозке перевозили двоих, одним из них был господин де Баррас, кузен Барраса из Конвента, а вторым — гренадер из легиона Мирабо, кричавший от боли на каждой выбоине. Баррас призывал раненого стоически переносить страдания по примеру господа, отдавшего жизнь на кресте, и короля, умершего на эшафоте. На что раненый, не прекращая стонов, ответил:

— Легко говорить, когда ты не ранен…

Вместо ответа Баррас распахнул плащ, продемонстрировав гору бинтов, прикрывавшую то, что осталось от его ног, оторванных пушечным ядром.