― Вась, ну давай еще немножко, ― она легко толкнула попугая. ― Скажи: сумасшедший дом, а не контор-ра.

Василий неохотно раззявил клюв, но повторить ничего не успел. В дверь постучали, и они с Лелькой хором выдали уже заученное:

― Кто это там такой вежливый? Входите!

Дверь распахнулась с таким треском, будто ее выбили ногой. Лелька прыснула: в приемную влетел ее синий костюм. И ее очки. Кажется.

Василий тоже мгновенно узнал своего врага. Нахохлился. Прижался спиной к Лелькиному плечу, будто защиты искал. Икнул и пробормотал:

― Сумасшедший дом, не контор-ра.

― Ща сделаем! Сумасшедший дом из вашей конторы, ― фыркнула Маша. И громко, входя в роль, воскликнула: ― Докладывать не надо! Обойдусь!

Лелька что-то шепнула Василию, и попугай послушно повторил:

― Охота была ноги ломать!

― Самое то! ― обрадовалась Маша.

Она вихрем пронеслась по приемной и на этот раз без всякого стука вломилась в кабинет.

Самсон Ильич, кормивший рыбок, без всякого удивления обернулся на грохот, Лелька порой врывалась к нему точно так же.

Правда, на этот раз… Самсон Ильич выронил пакетик с сухим кормом. Он не верил своим глазам: неужели…

― Как не стыдно! ― возмущенно выкрикнула «дама в синем». ― Развели в приемной хамоватых попугаев! Разве приличные клиенты теперь пойдут в ваш офис?!

― Почему «хамоватых»? ― пробормотал Самсон Ильич, отступая к зазвонившему телефону.

― Почему?! Да я ему: «мол, не доложите ли шефу…» А он мне: «Охота была ноги ломать!» Это как, по-вашему, очень вежливо?!

― Э-э…

― Вот и я говорю ― откровенное хамство!

― Неужели вы именно Василия попросили доложить? Не секретаршу? ― пролепетал Самсон Ильич, поднимая трубку.

― Уж лучше дурацкая птица, чем это чмо с косичками! ― гордо возвестила Маша и поправила сползающие на нос очки.

― Самсон Ильич, ― шептал в трубку охранник Костя Прохоров, ― «дама в синем» уже у вас?

― Да.

― Вы не могли бы ее задержать на полчасика, я что-то никак Волошина найти не могу, его нет в офисе.

― Э-э…

― Правда, я на этот раз ее фамилию записал, Самсон Ильич, ― похвастался Костик. ― И имя.

― Таки зачем же держать? ― проворчал Самсон Ильич, с опаской наблюдая за раздраженной соискательницей. ― Фамилия есть ― не Иванова, надеюсь? ― значит, сам отыщет.

― Густелева, не Иванова!

― Очень красивая фамилия, ― порадовался за даму в синем Самсон Ильич. ― Главное, редкая!

― Ага!

― Ну и ладненько.

― Я передал секретарше Волошина, чтоб записал все. Так и сказал: мол, «дама в синем» ― Елена Густелева. Она сейчас на приеме, и Стас ею очень интересуется.

― Вот и умница, ― Самсон Ильич осторожно вернул трубку на рычаг.

Маша с любопытством рассматривала потрясающие персидские ковры, бархатные тяжелые портьеры на окнах, картины в дорогих позолоченных рамах, огромную хрустальную люстру ― она раньше такие лишь в театрах видела ― аквариум во всю стену с самыми экзотическими рыбками, странную низкую мебель на гнутых ножках…

― Нравится? ― вкрадчиво поинтересовался Самсон Ильич.

― Аляповато, ― вздрогнув, заявила Маша и едва не уронила очки.

― Вот и Фирочка так же говорит, ― вздохнул Самсон Ильич, ― доча моя единственная. Режет правду-матку в глаза, нет, чтоб помолчать, пожалеть своего старого папочку…

― Чего ради? ― задрала нос Маша. ― Сами же сказали ― правду говорит!

― Я сказал ― режет, ― осторожно поправил Самсон Ильич, ― а это таки большая разница, не знаю, как там у вас дела с русским языком…

― У меня ― отлично!

― Да? Завидую, я бы себе больше тройки не поставил, хотя русскую классику обожаю, моя слабость, знаете ли…

Маша покосилась на часы.