— Вот, дорогие мои, вы и познакомились, — констатировал он. — Я от души надеюсь, что вы полюбите друг друга, поженитесь и нарожаете кучу очаровательных детишек. Я, со своей стороны, прошу лишь о том, чтобы Эдвард, вступив в столь плодотворный союз, согласился войти в научно-консультативный совет компании «Дженетрикс».

Стентон весело рассмеялся, хотя никто из присутствующих не спешил разделить с ним его радость.

— Черт возьми, куда запропастилась официантка? Давайте есть! — воскликнул он, отсмеявшись.

Выйдя из ресторана, маленькая группа остановилась.

— Мы можем завернуть за угол, пойти к Герреллу и поесть мороженого, — предложил Стентон.

— Я больше ничего не хочу, — отказалась Ким.

— Я тоже, — поддержал ее Эдвард.

— А я не ем десерта, — добавила Кэндис.

— Тогда могу развезти желающих по домам, — продолжил Стентон. — Моя машина припаркована тут неподалеку.

— Лучше поеду на метро, — отказалась Ким.

— А мне всего несколько минут идти пешком, — сказал Эдвард.

— Тогда мы вас покидаем, — заявил Стентон.

Договорившись с Эдвардом о следующей встрече, Стентон взял Кэндис под руку, и они пошли к машине, стоявшей на Холиок-стрит.

— Я провожу вас до метро? — спросил Эдвард.

— Буду очень рада, — ответила Ким.

Идя рядом с Эдвардом, Ким чувствовала, что он хочет что-то сказать. Когда они дошли до угла, он заговорил.

— Это был такой приятный вечер, — произнес он, споткнувшись на звуке «п». — Он снова слегка заикался. — Может, мы прогуляемся по Гарвард-сквер, прежде чем вы поедете домой?

— С удовольствием, — ответила Ким. — Это будет чудесно.

Рука об руку они пошли по направлению к тому сложному переплетению Массачусетс-авеню, Гарвард-стрит и еще нескольких улиц, которое называлось Гарвардской площадью. Назвать это пространство площадью можно было лишь с большой натяжкой — это было нагромождение причудливо изогнутых фасадов, обрамлявших разнообразные по форме открытые пространства. Теплыми летними ночами площадь преображалась и становилась похожа на средневековую ярмарку, по которой бродили жонглеры, музыканты, поэты, фокусники и акробаты.

Стояла мягкая теплая ночь, воздух был шелковистым, казалось, его можно пощупать руками. Высоко в небе носились, весело чирикая, козодои. Несмотря на зарево от многочисленных огней, освещавших площадь, в темном небе можно было разглядеть несколько звезд. Ким и Эдвард прошли по площади, задерживаясь на несколько минут около выступавших там бродячих артистов. У обоих после вечера остался неприятный осадок, но теперь им было хорошо вдвоем.

— Я очень рада, что вырвалась сегодня из дома, — призналась Ким.

— Я тоже, — поддержал ее Эдвард.

Они присели на низенький каменный бордюр. Слева от них какая-то женщина пела печальную балладу, справа группа темпераментных перуанских индейцев играла на свирелях туземные мелодии.

— У Стентона своеобразный характер, — сказала Ким.

— Я не знаю, — отозвался Эдвард, — кто из нас был больше смущен тем, как он себя вел, — вы или я.

Ким рассмеялась. Она чувствовала себя одинаково неловко и когда Стентон произносил тост в ее честь, и когда он произносил тост в честь Эдварда.

— В Стентоне поражает то, что он откровенно манипулирует людьми, но одновременно бывает мил и обаятелен, — проговорила Ким.

— Очень любопытно, как он ухитряется с этим справляться, — согласился Эдвард.