– У него, чай, других забот хватает. Делать ему нечего, только о тебе думать.
– Но если? Но мало ли? – осознавая, что выгляжу минимум смешно, упорствовал я, надеясь на то, что все же услышу заветные слова, которые, возможно, в будущем мне очень даже пригодятся.
– Тогда прежде я с тобой поговорю, – пообещал дядя Ермолай. – Сразу уж изничтожать не стану. Хе хе!
Ну, это не совсем то, что хотелось бы, но все же что то. Теперь хоть можно не бояться того, что лес в один миг из моего друга во врага превратится.
И только одно меня всерьез смутило – взгляды, которыми после фразы лесовика обменялась эта парочка. Мне отчего то сразу вспомнился перекресток, который находится не так далеко отсюда, и ощущение собственной глупости, которое испытал, стоя на нем и осознавая, что меня просто использовали.
А что, если я уже, так сказать, в розыске и эти двое шутников снова разыграли передо мной спектакль? Для себя все давным давно решили и теперь, собаки сутулые, развлекаются, глядя на то, как клоун ведьмак перед ними распинается?
Тьфу! С этими всеми приветами из прошлого дураком стать можно! И самое обидное, ведь фиг правду узнаешь. Хотя нет, узнаю. Вот в следующие выходные на дачу к родителям поеду, и все станет ясно. Если тамошний Лесной Хозяин меня традиционно встретит приветит – волноваться пока не о чем. Ну а если нет, то придется что то думать.
– Слушай, я тут недавно разговор двух бабенок слышал, – сказал дядя Ермолай, внимательно глянув на меня. – Они, вишь ты, решили лесным воздухом подышать, на полянке расселись и лясы давай точить. Так вот одна другую раз пять назвала «тревожной», да еще с жалостью такой! Я все думал – это как? Может, она не спит по какой причине или еще какая беда стряслась? А оказывается, это то же самое, что «с придурью». Люди вообще любят сами себе причину для печали придумать, в нее поверить, а потом ходить и жалиться всем встречным поперечным: «Ой, пожалейте нас несчастных!» Тревожная она, погляди ка! Сама холеная, ручки белые, ступает по траве, как по болоту, каждой капельки росы боится. Тьфу! Так я к чему, хлопот у вас всех мало, ведьмак. Бед не знаете, много у вас всего чересчур! Оттого о всякой ерунде и думаете, сами себе печали отыскиваете, чтобы жизнь вкус совсем не потеряла, такой пресной не казалась. Но ладно та бестолочь городская, которой, вместо того чтобы себя жалеть, мужика лучше бы найти с вот таким елдаком, чтобы тот ей продыху не давал ни днем ни ночью, а после от него пяток детишков нарожать. Когда пятеро за юбку цепляются да мужик с пашни вот вот придет голодный, на зряшные мысли времени нету, тут бы все успеть. Но ты то, ведьмак, кое что уже понимать должон? Ты ж не тревожный?
– Я? Точно нет.
– Вот и хорошо. – Леший снова глянул на водяного, тот еле заметно кивнул. – Вот и славно.
– И про черного петуха не забудь, – напомнил мне Карпыч. – Ты обещал.
– Не было ничего такого, – возразил я ему с улыбкой, беря еще одну картофелину. – Я обещал подумать.
Кстати, тут я ни словом его не обманул. Только вернувшись домой, я озадачил сонного Антипа, который ни свет ни заря уже ходил с огромной зеленой пластиковой лейкой, что была мной куплена по его просьбе, между грядками с клубникой, следующим вопросом:
– Скажи, а для чего водяному черного петуха в жертву приносят?
– Черного? – переспросил у меня домовой, зевнув. – Чтобы, значит, вода ярей была, больше силы летом набрала. Ежели пестрого поднести, то это в честь матушки Живы, тогда рыба икру метать станет лучше, малька прибудет. Белый – в честь Стрибога, тогда реке даже сильно засушливое лето не страшно, вода если убудет, то не сильно. А черного, стало быть, Моране заповедуют, чтобы по осени лед реку быстро не сковал, чтобы вода подольше не засыпала. |