Десантники ожидали сигнала. Как принято говорить, у десантных войск не бывает «учебных» тревог. Каждое такое испытание проходит в условиях, максимально приближенных к реальной обстановке, каждый прыжок — фактически боевой.

«Выпускающим» был габаритный старший лейтенант с идеальной выправкой и суровым выражением лица. Идя вдоль вереницы сидевших в два ряда десантников, он обратил внимание на одного из солдат.

Рослый боец с отличными физическими данными был явно подавлен трудностями десантирования. Не надо было быть хорошим физиономистом, чтобы понять, что солдат боится покидать пусть и качающийся, но все же надежный борт воздушного транспортного средства. Рядовой Степченко действительно испытывал боязнь — его предыдущие прыжки можно было сосчитать по пальцам, причем одной руки. Короче говоря, сейчас его просто «замкнуло».

— Что ты трясешься? — уставился на него старлей.

— Н-не могу, товарищ старший лейтенант, — промямлил тот. — Не могу прыгать.

Можно было без труда определить, что парню стыдно за свое малодушие, он изо всех сил пытается настроиться на выполнение того, что от него ожидают, но страх оказывался сильнее. На лбу десантника, несмотря на прохладу и сильный ветер, выступили крупные капли пота, а сам он заметно побледнел.

— Чего? Ты на учениях или в институте благородных девиц? — рявкнул старлей. Из-за этих учений у него сорвался отпуск, поэтому он был особенно не в настроении. — Какого черта ты мне будешь здесь ваньку валять! Я с тобой еще на земле поговорю.

Офицер, схватив солдата за плечо, что было сил встряхнул его, пытаясь привести в чувство, однако мужчина постарше, в камуфляже, с командирским экстерьером остановил коллегу. В жесте майора красноречиво читалось: сам должен сделать прыжок! Если старлею было по большому счету наплевать на страхи подчиненного и в нем он сейчас видел лишь досадную мелочь, задерживающую процесс, то майор был человеком куда более опытным и воспринимал ситуацию несколько иначе.

— Ну, сынок… ты же мужчина! — отечески подбодрил командир рядового. — Не тушуйся. Все нормально!

Степченко глубоко вздохнул, глядя на своих товарищей, сидевших напротив. Многие боялись, но заклинило, похоже, его одного. Время было дорого, и задерживаться не приходилось. Он взглянул на стоявших рядом с ним офицеров, являвших собой типичный контраст: злобный старлей и «добрый» майор. Нет, Лаврова упрощенно сводить до уровня добряка нельзя было при всем желании, но в данном случае…

Рядовой, проглотив тугой комок, кивнул и попытался улыбнуться.

— Так точно, товарищ майор.

— Ну, вот и отлично, — заключил командир.

— Десантники, мать их! — раздраженно проворчал старлей. — Ну, вот как с такими остолопами выполнять боевую задачу? Да они ж завалят любое дело. Проще из детсада вояк набрать, и то больше пользы будет.

Всем своим видом офицер показывал свою непогрешимость и героизм.

— А ты себя вспомни, Щекочихин, — хмыкнул Батяня. — Неужто сам с пеленок с парашютом прыгать начал бесстрашно? И что, коленки у люка никогда не дрожали? Вот то-то…

— Да не в этом дело, товарищ майор, — попробовал возразить старлей.

— Не в этом? — делано удивился Лавров, отойдя с офицером чуть в сторону. — А в чем же? Ты уж меня, старика, просвети.

Сделав паузу, Батяня усмехнулся:

— Ты пойми, старлей, тут криком делу не поможешь.