|
В свете уличных фонарей пронеслось величественное здание XIX века. Все такие строения теперь стали либо государственными учреждениями, либо жилыми многоквартирными домами. Ни машин, припаркованных поблизости, ни кэгэбэшников в кожаных куртках поблизости видно не было. Он объехал квартал и не заметил ничего подозрительного, потом он припарковался метрах в двухстах от входа.
Они слезли с мотоцикла. Женщина, выгуливавшая собаку, сказала им «добрый вечер» и пошла дальше. Они вошли в здание.
Нынешняя передняя раньше представляла собой роскошный вестибюль. Единственная электрическая лампа отбрасывала свет на мраморный пол, выщербленный и поцарапанный, и парадную лестницу с отсутствующими в некоторых местах стойками балюстрады.
Они поднялись по ступеням. Таня достала ключ и открыла дверь квартиры. Они вошли внутрь и закрыли дверь.
Таня первая вошла в комнату. На них настороженно смотрела серая кошка. Из шкафа Таня достала большую коробку. Она была наполовину заполнена кошачьим кормом. Изнутри Таня вытащила пишущую машинку, накрытую чехлом, и несколько листов восковки. Прорвав их, она бросила их в камин и поднесла спичку. Наблюдая, как они горят, Димка сердито произнес:
— Какого черта ты всем рискуешь ради бессмысленного протеста?
— Мы живем в условиях жестокой тирании, — сказала она. — Мы должны что — то делать, чтобы не умирала надежда.
— Мы живем в обществе, занятом построением коммунизма, — возразил Димка. — Это трудно, и у нас есть проблемы, и их нужно решать, а не разжигать недовольство.
— Как можно что-то решить, если никому не разрешается говорить о проблемах.
— В Кремле мы все время говорим о проблемах.
— И все та же горстка ограниченных людей все время решают, что не нужно осуществлять какие-либо серьезные перемены.
— Они не все ограниченные. Кто-то много делает, чтобы изменить положение вещей. Дай нам время.
— Революция свершилась более сорока лет назад. Сколько еще времени понадобится, чтобы наконец признать, что коммунизм потерпел фиаско?
Листы в камине быстро догорели, обратившись в горстку пепла. Димка в расстройстве отвернулся.
— Мы так много спорили на эту тему. А сейчас нужно отсюда уносить ноги. — Он взял машинку.
Таня подхватила кошку, и они вышли из квартиры.
На лестнице им повстречался человек с портфелем. Проходя мимо, он кивнул им. Димка с надеждой подумал, что при тусклом свете он не разглядел их лица.
На улице Таня поставила кошку на землю.
— Теперь ты сама себе хозяйка, Мадмуазель, — сказала она.
Кошка презрительно удалилась.
Они торопливо пошли по улице. Димка тщетно пытался спрятать под пиджаком машинку. Как назло взошла луна, и их было хорошо видно. Они дошли до мотоцикла.
Димка отдал Тане свою ношу.
— Как нам от нее избавиться? — прошептал он.
— Что если сбросить в реку?
Димка припомнил, что раза два с приятелями — студентами он пил водку на берегу реки.
— Я знаю где.
Они сели на мотоцикл, и Димка покатил из центра города на юг. Место, которое он имел в виду, находилось на окраине города, но это было даже лучше — там больше вероятности, что их никто не увидит.
Они быстро ехали двадцать минут и остановились недалеко от Николо — Перервинского монастыря.
Древнее сооружение с величественным собором сейчас превратилось в развалины, десятилетиями оно находилось в заброшенном состоянии, и его сокровища были разграблены. Монастырь располагался на узком участке земли между железной дорогой, идущей в южном направлении, и Москвой — рекой. Поля вокруг застраивались новыми высотными жилыми домами, но в ночное время вся окрестность была безлюдной. |