— Хорошо, — дружелюбно ответил Майлз. — Пусть он придёт и скажет мне то же самое под действием фаст-пенты, и тогда я тоже ему поверю.

— Идем, мать, — настойчиво произнёс худой юнец, который пришёл с ней и теперь стоял и ждал у крыльца, как будто готовый рвануться в темноту по одному знаку. — Разве ты не видишь, что толку не будет. — Он злобно поглядел на Майлза.

Она, нахмурясь, бросила на мальчика — ещё одного из её пяти сыновей? — урезонивающий взгляд и опять повернулась к Майлзу, еще более настойчиво, подбирая нужные слова. — Мой Лем. Ему только двадцать лет, милорд.

— Мне тоже только двадцать, Матушка Цурик, — не мог не сказать Майлз. Разговор опять ненадолго зашёл в тупик.

— Послушайте, я еще раз повторю, — нетерпеливо произнёс Майлз. — И еще раз, и еще, пока наконец мои слова не дойдут до того, кому они предна