– …низкая начальная цена сулит быстрое завершение торга. Кто больше? Услышу ли я двадцать стелларов?
Молчание становилось томительным. Женщина, стройная и увешанная драгоценностями от сандалий до прикрытого вуалью лица, нагнулась к щеголю, что-то шепнула ему и захихикала. Нахмурившись, он вытащил кинжал и стал чистить ногти.
– Я сказал, что с этим пора кончать, – проворчал он.
Аукционер вздохнул:
– Я попросил бы вас не забывать, почтеннейшая публика, что я отвечаю перед своими патронами. Но мы можем начать с еще более низкой цены. Десять стелларов – да, я сказал – десять стелларов. Фантастично!
Он с изумлением огляделся.
– Или я оглох? Неужели кто-то поднял палец, а я проглядел? Подумайте, прошу вас. Перед вами стоит свежее молодое существо, напоминающее чистый лист бумаги; вы можете написать на нем все, что вы хотите. За эту невероятно низкую цену вы можете вырезать ему язык или вообще сделать из него все, что вам заблагорассудится.
– Или скормить его рыбам!
– Или скормить его… о, да вы остряк, благородный сэр!
– Мне надоело. С чего вы взяли, что это грустное зрелище вообще что-то стоит? Он, может быть, ваш сын?
Аукционер выдавил из себя улыбку.
– Я был бы горд, будь это так. Я хотел бы, с вашего разрешения, поведать о предках этого юноши…
– Значит, вы о них ничего не знаете…
– Хотя на моих устах лежит печать молчания, я хотел бы указать на форму его черепа, на законченные круглые очертания его ушей. – Защипнув ухо мальчика, аукционер подтащил его поближе.
Мальчик извернулся и укусил его за руку. Толпа захохотала.
Мужчина отдернул руку.
– Бойкий парень. Его излечит только ременная плетка. Отличный товар – вы только посмотрите на его уши. Лучшие в Галактике, можно сказать.
Аукционер кое-чего не предусмотрел: молодой щеголь был родом с Синдона IV. Он сдвинул свой шлем, обнажив типичные синдонианские уши, длинные, волосатые и остроконечные. Он наклонился вперед, и его уши зашевелились; «Кто твой благородный покровитель?»
Старый бродяга Баслим подполз ближе к углу загона, готовый мгновенно нырнуть в толпу. Мальчик напрягся и стал оглядываться, не понимая причин возникшей суматохи. Аукционер смертельно побледнел – никто не мог себе позволить насмехаться над синдонианином… во всяком случае, больше одного раза.
– Милорд, – выдохнул он, – вы меня не поняли.
– Повтори-ка еще раз свою шуточку относительно «ушей» и «отличного товара».
Полиция была в поле зрения, но не очень близко. Аукционер вытер мокрые губы.
– Смилуйтесь, благородный лорд. Мои дети голодают. Я всего лишь сказал, что обычно говорят – это не мое мнение. Я хотел лишь поскорее продать этот товар… как вы сами указывали.
– Ох, да оставь ты его в покое, Дваролл. Он не отвечает за то, какие у рабов уши; он должен лишь поскорее продать их.
Синдонианин тяжело перевел дыхание:
– Так продавай же его!
Аукционер набрал воздуха в грудь:
– Да, милорд! – Собравшись с силами, он продолжил. – Прошу прощения у лордов и леди, что мы теряем время из-за столь незначительной суммы. Теперь я прошу о любой цене.
Подождав, он сказал, нервничая:
– Я не слышу и не вижу предложений. Предложений нет – раз… и если их не поступит, я буду вынужден снять этот номер с продажи и прежде, чем продолжить аукцион, проконсультироваться с моими патронами. Нет предложений – два! У нас множество прекрасных образцов товара; просто позор, если их никто не увидит. |