По пути могут быть и обстрелы, и засады, поэтому — ни в коем случае не останавливаться, держать максимально возможную скорость, примерно около сотни, если позволяет дорога (здесь товарищи выразили усмешку), при случае открывать на ходу ответный огонь».
«Ну ни хрена себе! — отреагировал в ту минуту Ганя. — Вы когда-нибудь пробовали на такой скорости стрелять из автомата очередью, высунувшись из автомобиля?»
Впрочем, это он спросил как бы у всех, потому что оглядел всех присутствующих: Костю, генерала, Глеба и еще двух посвященных.
«Я пробовал, правда, скорость была поменьше, — честно сказал Калинов. — Самое главное, чтоб тебя крепче за ноги держали, а то из машины вылетишь».
Тут чей-то смешок втиснулся, похожий на кваканье.
«Ну и кто ж будет держать? Водитель-то занят!» — возмутился Ганя, тряхнув своими рокерскими локонами.
«Уж изловчитесь как-нибудь», — посоветовал генерал.
Едва улыбнувшись воспоминаниям, Костя выкинул бычок и нажал кнопку стеклоподъемника.
Снова глянул на приятеля. Тот опять задремал. «Ну и леший с ним, — подумал Муконин. — Пускай дрыхнет. Ему после Челябы за руль садиться».
Костя уставился на дорогу. Прямая темно-серая полоса играла зеркальными бликами. Навстречу плыла большая черная фура.
Включить музыку? Что-то не очень хочется. Да и слушать особо нечего. А радио уже перестало ловить.
Ему вспомнилась иная дорога, из призрачного мира, залитого ярким июльским солнцем. Они несутся на комфортабельном автомобиле, сквозь приоткрытые окна влетает ласковый ветерок. Мимо проплывают зеленые леса. Он сидит за рулем, рядом — она, с каштановыми волосами, с такими забавными веснушками около носа. На ней майка и шортики, совсем короткие древесного цвета шортики, — он тайком поглядывает на едва загоревшие бедра с нитками сосудов, похожими на следы высохших чернил. Она беззаботно о чем-то болтает, беззаботно и бесконечно. Иногда она со звуком набирает воздуха перед очередной тирадой, как бы собираясь надуть шарик. А он слегка улыбается и кивает, поглядывая то на нее, то на трассу. Время от времени они оба оглядываются назад, чтобы убедиться, что малышка, стянутая ремнями на своем высоком кресле, пока еще не проснулась.
«Господи, когда это было? А может, я уже не живу? Может, все с нами происходит в неком загробном мире? А когда-то, однажды, я тупо умер, и попросту не заметил этого страшного факта?!»
Тут в памяти всплыло лицо Маши. «Нет, если бы я не существовал, то ничего бы к ней не испытывал. И ее бы не было. Ведь в потусторонней тьме такое невозможно».
Костю отвлекло от раздумий копошение соседа. Тот вдруг проснулся и затряс головой:
— Брр. Музыку, что ли, врубить?
И, не дожидаясь ответа, он выудил из кармана красную мемку и воткнул ее в бортовой комп. Костя покосился на приятеля, свел брови. Опять свой противный «Ядерный бум» включает — екатеринбургскую рок-поп-группу новой волны. На уши же будет давить!
Из компа понеслось хриплым басом под аккомпанемент ударников и лазерной гитары:
— У тебя есть что-нибудь получше? — осведомился Муконин.
— А чо? Тебе как всегда не нравится? Нормальный же музон. — Ганя встряхнул волосами.
— Ладно, сойдет, — смирился Костя. — В одном ты прав: эта дребедень — хорошее средство от сна. А то я тоже ненароком закемарю.
— Почему же дребедень, — слегка обиделся Ганя и тут же изрек: — Это не дребедень, а, если хочешь знать, второе рождение рок-музыки.
— Чего? Ну и загнул!
— А ты думал в сказку попал? — ввернул Ганя одно из своих дурацких выражений. |