Костя пошел вдоль колеи, оставленной мотоциклом. «Неужели старый добрый Урал с коляской?» — подумал он на ходу.

Две ленты колес уверенно удалялись в сторону деревни. В дороге никаких эксцессов не случилось. Муконина сопровождала зловещая тишина, прерываемая лишь редкими возбужденными криками черных ворон, как будто взывавших его остановиться и повернуть назад. Примерно через полчаса Костя подошел к большой поляне, открывшейся слева, за которой, впереди, начинались первые серо-черные домики. След трехколесного Урала уходил туда, к избам. Еще дальше единственная улица, насколько помнил Костя, должна была раздвоиться, а потом и пересечь две параллельные улочки.

Прикрытая коростами серого талого снега поляна граничила с лесом, все с тем же сосняком. У Кости созрел план: в деревню следовало пробираться сбоку, с задних дворов, дабы остаться незамеченным и вероломно вторгнуться с тыла. А для этого требовалось пройти по кромке леса и обогнуть поляну.

Крадучись по насту, петляя в частоколе сосенок, точно таких, что и у каймы чащобы, в которой Костя пилил полешки, — не спеша он пробрался к окраине поляны. Здесь устроила засаду поперечным рвом тянущаяся речушка. Тонкая, в два шага шириной, с крутым бережком, крытая подтаивающим местами льдом, она чуть петляла в мерзлых зарослях камыша. Редкие осинки с ивами застыли в хороводе вдоль берега.

Костя спрыгнул к подножию склона и стал пробираться вдоль речушки, хватаясь руками за деревья. Ноги то и дело соскальзывали на белую гладь, но ступать на тонкий лед он не решался.

С горем пополам доковылял до конца. Речушка сужалась и превращалась в ручей, подернутый потрескавшимся льдом, а ручей терялся в густых зарослях ивы. Муконин осторожно поднялся наверх и обалдел.

Прямо перед носом очутился кривой забор первой усадьбы. На огороде высокие смородиновые кусты унылыми, покосившимися рядами торчали из серого наста. Справа к забору мостился черный полусгнивший нужник. Слева примыкала серо-черная стена длинного сарая.

Костя подкрался к сараю, прислушался. Молчок. Перелез через забор, едва не зацепившись штаниной за ржавый гвоздь. Интересно, есть кто-нибудь в доме или нет? На участке, судя по всему, полный вакуум.

Костя достал пистолет, снял с предохранителя. Прижимаясь к боковине сарая, подкрался и высунул голову, посмотреть на дом.

Окна заглушены ставнями. Ну и что. Это еще ничего не значит. На двери нет ни навесного замка, ни замочной скважины. Зато задвинута щеколда. Ага, значит, во всяком случае, хозяева куда-то свалили на время.

Костя спокойно зашел в сарай и осмотрелся. Глаза быстро привыкли к полумраку. Так, поживиться тут нечем. Ну конечно, никто же не бросит просто так автомат Калашникова или связку гранат. Костя прикурил сигарету. Впору перевести дух.

В сарае хранилась гробовая тишина, Костя слышал лишь размеренные, сильные удары своего сердца. Спокойней, спокойней! Здесь больше делать нечего. Пойдем рекогносцировать дальше.

Вскоре Костя тем же макаром перебрался в следующий огород, но в соседском сарае тоже ничего не нашлось, а в доме зияли огромные дыры вместо окон, что говорило не только об отсутствии человеческой жизни, но и о невозможности оной на данном участке. Он уж начал было беспокоиться, что вся левая сторона улицы окажется необитаемой, и придется каким-то образом перебираться на зады другой стороны улицы. А та сторона по памяти, — когда неслись на Жигулях мимо поселка, — обрывалась ельником задолго до тупика этой стороны.

Однако странная находка, на которую он напоролся при подступе к третьей ограде, заставила его насторожиться. Прямо под забором, из гущи грязного талого снега выступали на свет две удивительно гладкие кости жемчужного оттенка. Кости имели внушительный размер и почти трубчатую, с некоторой овальностью профиля, структуру.

Интересно, чьи же это останки, почувствовав легкий озноб, задал себе вопрос Муконин? Кошка или собака явно отпадают, отметаются даже без рассмотрения.