— Дай мне шанс, Мари. Я тебя отблагодарю. Шейла для меня ничего не значит. Я всю жизнь любил только тебя. Мы можем все начать сначала. Давай попытаемся. Я не хотел убивать тебя…

— Я ждала ребенка, Дэвид. Я собиралась сказать тебе об этом после выставки. Думала, у нас будет двойной повод отпраздновать. А если бы выставка не удалась, эта новость скрасила бы горечь поражения. Так я думала. Наивная. Тебе нужна была вечность. И я могла тебе ее дать. Твои гены, твое потомство, память о тебе. Но в больнице у меня случился выкидыш. Твоя вечность вытекла из меня вместе с кровью и впиталась в больничные простыни. Ее выскребали из меня руки в резиновых перчатках.

Дэвид сложил ладони в молитвенном жесте. Мари смотрела на его разжиревшее тело, и ей хотелось пнуть его, чтобы оно покатилось к краю и упало вниз со скалы.

— Тебе это удалось. Ты убил меня и нашего ребенка. С тех пор я чувствовала себя живым трупом. Без чувств, без мыслей. А мои друзья считали, что ты погиб. Черное стало белым. Как в «Гребне Клеопатры», где все было не тем, чем казалось. Это ты заставил меня убивать. Я задушила подушкой мужчину, который издевался над своей женой, унижал ее, избивал. И на полученные от нее деньги хочу возродить наш ресторан. Он ужасно выглядит. Да, я заглянула туда. Дешевая забегаловка с плесневелыми стенами.

— Я не понимаю, о чем ты… Ты никого не убивала… Это я был болен, а не ты, Мари…

— Видишь это ружье? Я украла его у слепой женщины. Вошла в комнату, сняла со стены и сунула в сумку. Видишь, на что способна твоя маленькая Мари. Та женщина не желала видеть своего сына, а теперь он мертв. Фредерик покончил с собой, потому что я убила человека. Отомстила за то, что ты сделал со мной. Ты был рядом в тот момент, ты тоже убивал его. Это такая же правда, как то, что я стою здесь с ружьем, из которого убили кроликов Фредерика. Все взаимосвязано, Дэвид. За все в жизни надо платить. Ты готов заплатить?

Она ткнула дулом ему в лоб. Печать Каина. Глаза его расширились. Дэвид открыл рот в безмолвном крике, потом закрыл. Медленно опустил голову, чувствуя, что проиграл. Мари перевела взгляд на воду. Священную гору не было видно из-за тумана. Милостивые боги скрыли ее сегодня от грешников. Мари подумала о Фредерике. О том, что сама положила начало цепи событий, которая привела к убийству старой женщины, лежащей в коме. Она представила, как Фредерик сидит в машине и его ноги в туфлях на высоких каблуках жмут на педаль газа, чтобы сбить человека. Никто никогда не узнает, что произошло на самом деле. Известно только одно: в последний момент он передумал. Решил покончить со своим жалким существованием. Он не был счастлив. Не был счастлив.

В голове у нее все перемешалось.

Фредерик. Мари опустила ружье. Она вся промокла и замерзла. Подождала, пока Дэвид поднимет голову. В его глазах была мольба. Достаточно.

— Если б ты тогда навестил меня, Дэвид, мне стало бы легче. Я могла бы простить тебе все. Если бы ты навестил меня хоть один-единственный раз. И попросил прощения. Одно только слово. «Прости».

Слезы. Усталость. Бесконечность. Эта тряпка у ее ног. Назад пути нет. Но существует милосердие. Мари опустила ружье на землю. Дэвид тут же вскочил и подошел к ней. Она решила, что он хочет закончить то, что ему когда-то не удалось. Она не стала бы сопротивляться. Но Дэвид обнял ее и прижал к себе. Гладил по волосам нервными, отчаянными движениями.

— Я люблю тебя, Мари. Правда люблю. Без тебя я ничто. Мне ничего не нужно.