— Простите, вы такая странная женщина… — проговорил он сквозь зубы. — Таких не часто встретишь. Я, знаете ли, человек солидный, одинокий, к шуткам и розыгрышам не расположен. Поэтому, может быть, найдете другой объект для своих упражнений? Я не в силах оценить ваш тонкий юмор…

— Адам Станиславович, — проникновенно сказала я. — Никто и не собирался шутить. Может быть, вы боитесь последствий? Ведь, скорее всего, телевизор был краденый. Но мы постараемся уладить дело так, чтобы вы не пострадали, поверьте мне!

Адам Станиславович смерил меня взглядом и отчеканил:

— А я вас уверяю, никакого телевизора я с рук не покупал! Это ваши фантазии! Или какая-то странная попытка шантажа — я не знаю… С чего это вам взбрело в голову?

Несмотря на его тон, я ощутила заметное беспокойство, начинавшее исходить от моего собеседника. Ему очень хотелось от меня избавиться, но еще больше хотелось сделать это без шума.

— Эдита Станиславовна мне сама рассказала, — простодушно заметила я. — Не могла же она соврать? И потом, я своими глазами видела коробку от телевизора у вас в подсобке…

Адам Станиславович резко оборвал меня, выбросив вперед ладонь.

— Минуточку! — почти вежливо сказал он, вышел из-за прилавка и запер входную дверь.

Проделав эту операцию, он вернулся ко мне и изобразил приглашающий жест.

— Прошу! — провозгласил он. — Чтобы снять последние недоразумения! Пройдемте в подсобку, и вы покажете мне эту самую коробку!

Я послушно пошла за ювелиром, уже догадываясь, что никакой коробки не увижу. Так оно и вышло. Вот только ее отсутствие в моих глазах выглядело еще подозрительнее.

— Понимаю, — сказала я. — Вы срочно решили вопрос с отходами. Но ведь не выбросили же вы на помойку и сам телевизор, Адам Станиславович? Как-никак, он почти двенадцать тысяч стоит!

У меня с языка едва не сорвалось: «А вы ведь — скряга», но в последний момент я успела удержаться.

— Послушайте, драгоценная! — скучным голосом заговорил ювелир. — Не понимаю, о каком телевизоре вы все время толкуете? У меня в спальне стоит телевизор… Кажется… да… Но он у меня давно — два года — и я уже не припомню, сколько он стоит… Что касается коробки, которую вы якобы видели… Тут было полно всякого хлама, это правда… Даже не знаю, откуда его столько набралось! И потом, Эдита Станиславовна — ужасная фантазерка! Она была такой с детства. Пожалуй, неудивительно, что вы с ней сошлись…

Адам Станиславович замолчал и искоса поглядел на меня испытующим взглядом. Ему очень хотелось меня убедить.

— Значит, коробки не было? — спросила я. — И телевизор вы две недели назад не покупали? И сестра ваша строит воздушные замки?

— Совершенно верно! — убежденно сказал Адам Станиславович.

Мы несколько секунд помолчали, а потом я, вздохнув, сказала с укоризной:

— Ах, Адам Станиславович! Напрасно вы избрали такую тактику! Меня трудно убедить в том, что молоко — черное, а уголь, напротив, — белый. Я как акын — что вижу, о том и пою. Конечно, несмотря на хрупкость конструкции, которую вы выстроили, она могла бы сработать, но для этого нужно два условия.

— Вы о чем? — настороженно спросил ювелир.

Я загнула один палец на левой руке и сказала:

— Ну, во-первых, вряд ли у вас хватило духу избавиться от телевизора, верно? Он наверняка так и стоит у вас в спальне… С заводским номером, с датой изготовления… идентифицировать его ничего не стоит.