Учитель музыки в Ницце был поражен до глубины души, впервые услышав ее игру.

– И вы, мадемуазель, намерены брать у меня уроки игры на фортепиано?! – недоуменно поинтересовался он. – Разве вы не занимаетесь в какой-нибудь музыкальной школе?

Лицо Элизабет моментально омрачилось. Но она тотчас же справилась с собой, улыбнулась, и учитель музыки подумал, не пригрезилась ли ему пробежавшая по лицу девушки тень.

– Нет, – ответила она, и только тогда он понял, что она вовсе не француженка, а англичанка.

– Что ж, я буду очень рад иметь такую замечательную ученицу. Готовы ли вы начать прямо сейчас? С упражнений Ганона?

По мере того как уроки музыки делались все более частыми, учитель все больше удивлялся успехам Элизабет. У нее был поразительный талант и самодисциплина, которая крайне редко встречается у девушек в таком нежном возрасте. Менее чем через неделю он выяснил, что отец его ученицы – крупный финансист и что она проживает в апартаментах в «Негреско». Почему бы ей в таком случае не поступить в одну из наиболее известных парижских музыкальных школ? Ему казалось это таким естественным решением. Он также никак не мог понять, почему Элизабет вынуждена так часто пропускать занятия. Он мог бы поклясться, что для нее они – самое важное в жизни. И тем не менее Элизабет очень часто отменяла их, при этом ее голос звучал напряженно, хотя и с нотками извинения, насколько это можно было разобрать по телефону. Будь на ее месте другая ученица, он давным-давно потерял бы терпение и посоветовал бы воспользоваться услугами другого преподавателя. Для Элизабет он делал исключение. Она не походила на остальных его учеников, она из кожи вон лезла, стремясь к совершенству, и все усилия отдавала своему исполнению. Бывали моменты, когда учитель исподволь чувствовал, что научился у своей ученицы большему, нежели дал ей сам.

Элизабет посмотрела вниз на бульвар, где прогуливались отдыхающие, и вновь подавила тяжелый вздох. Ее занятия музыкой продолжались, но они были формальными и не отличались разнообразием. В них не было ровным счетом ничего от восторга и вдохновения, присущих занятиям в Лондоне.

Белый «ламборджини» мягко затормозил перед входом в отель прямо под ее окнами. Улыбка чуть тронула губы Элизабет, когда девушка увидела, что из автомобиля вышла восхитительно одетая смуглая женщина в большой круглой шляпе. Возле женщины прыгали две чихуахуа, мешая ей пройти. Это была принцесса Луиза Изабель Калмелла, последняя пассия отца. Тридцатилетняя принцесса была покровительницей искусств, и именно благодаря ее стараниям Элизабет получила возможность отправиться в Венецию.

Она посмотрела на плоские золотые часики на запястье: почти час пополудни. Наверняка принцесса приехала в «Негреско», чтобы пообедать. Она положила зеркальце и побежала в гостиную за блейзером и школьной сумкой. Пришло время отправляться в лицей, расположенный в нескольких кварталах от отеля.

Лифт пришел почти сразу. Коридорный, чуть постарше Элизабет, кивком приветствовал ее. А спустя несколько мгновений она уже бежала через вестибюль отеля, роскошный, как в Версале. Привратник также кивнул Элизабет, и она выбежала на освещенную ярким солнцем набережную и в считанные секунды оказалась в лабиринте маленьких кривых улочек – уже никакая не «мадемуазель», распоряжавшаяся подготовкой к отцовскому дню рождения, а самая обычная девчонка-школьница, которой так недостает знания французской истории.

Лицей был обыкновенной провинциальной школой, без избранного круга учеников и достаточно квалифицированных преподавателей, и в иной ситуации Джером Кингсли вряд ли отдал бы туда свою дочь.