Это, кажется, расслабляет ее.
— Я буду в безопасности.
Маргарит недоверчиво покачала головой. Всегда в Пенвиче она была самой осторожной. Она из них всех в последнюю очередь могла попасть в неприятности.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
Фэллон опустила свой взгляд на потертый край своего плаща, поигрывая им в руках. Недалеко отчаянно кричали гуси, поскольку их дети забросали крошками хлеба. Фэллон боялась, что Маргарит никогда не поймет и не одобрит ее отговорки.
Сделав глубокий вздох, она произнесла:
— Он не знает, какой у меня пол.
— Что?
Фэллон подняла голову.
— Он не знает, что я женщина.
Глаза Маргарит впились в нее.
— Не понимаю тебя.
— Он видит то, что я позволяю ему видеть, – она облизала губы, ожидая осуждения Маргарит. – И то, что я показываю ему, это образ мужчины.
— Мужчины? – Маргарит произнесла это слово так, словно оно было ей неизвестно раньше. На какое–то долгое время она в замешательстве смотрела на Фэллон.
Фэллон пихнула сумку у ног.
— Я стала Френсисом.
Маргарит посмотрела на сумку Фэллон. Указав на нее, она спросила:
— Что там?
— Одежда, – Фэллон скривилась, признаваясь в этом неохотно. – Ливрея моего лакея.
Маргарит приложила руку к своему сердцу, словно оно готовилось выпрыгнуть из груди.
— Зачем?
Фэллон стала приглаживать шерстяную юбку.
— Думаю, мои причины должны быть очевидными. Вот уже на протяжении двух лет мы встречаемся на скамейке в этом парке, – она обвела рукой парк. – Ты знаешь все, через что мне пришлось пройти.
— Но ты никогда не намекала, что собираешься сделать такое! Не кажется ли тебе, что это уже крайние меры?
— Ты помнишь, когда мы были в Пенвиче?
Глаза Маргарит погасли. Она возможно и не попадала в такие неприятности, как Фэллон и Эви, но ее пребывание в Пенвиче было отнюдь не легким. Такая миленькая, какой была в те годы Маргарит, она служила предметом насмешек старших девушек. Фэллон и Эви не могли постоянно за ней присматривать. Над ней издевались, ее еду крали. Страдая от недоедания и восприимчивая к болезням, большую часть времени она провела в местной больнице, где и появился ее интерес к лечебной практике и целительству. Временами Фэллон боялась, что она погибнет, как и многие девочки в Пенвиче. Фэллон проглотила комок в горле.
— Мы делаем то, что нам приходится делать, чтобы выжить. Мы все.
— Я помню, — мягко проговорила она, несомненно, ее память тоже вернулась к прошлому, вспомнила девочек, какими они были, как боролись за свою жизнь. – А если твой обман раскроют? – ее золотистые глаза остановились на Фэллон. – Что тогда? Они могут арестовать тебя… даже могут отправить в психушку. Скажут, что ты сумасшедшая… не в своем уме.
— Я просто притворяюсь слугой. Я не исполняю роль принца Альберта. Кроме того, — она усмехнулась, — кто сказал, что меня поймают? Я достаточно высокая. Я никогда не была изнеженной, чересчур женственной, миловидной девушкой, – она внимательно посмотрела на Маргарит. – Не такая, как ты.
— Да, не женственная, но все равно ты настоящая женщина. И, исходя из того, что я слышала об этом герцоге, он настоящий знаток женственности. Он разнюхает твой обман. Помяни мое слово. Тебя поймают.
— Но он еще не раскусил меня. И, кроме того, он предупредил меня, чтобы я не лезла к женской прислуге его дома.
— Что? – слово вырвалось тихим смешком. Маргарит покачала головой, крупная прядь упала на ее плечо и вспыхнула иссиня–черным цветом в лучах солнца.
Фэллон помахала рукой, давая понять, что тема исчерпана.
— Достаточно обо мне. |