— Лорд Хант предоставил мне коттедж своей старой няни. Рядом со старой мельницей к востоку от Литтл Сомс. Он был свободен последние…

— Ты здесь живешь? – мужчина жестом как будто пытался проткнуть пол. – Он послал тебя жить здесь?

— Ну… не здесь, – девушка неуверенно обвела рукой комнату. – Неподалеку.

Тут Доминик вдруг улыбнулся, и она почувствовала, как будто кто–то вытолкнул ее из очень темного помещения вновь на теплый солнечный свет.

— Не знаю, поблагодарить мне его или поколотить при следующей встрече.

От этой улыбки ее желудок затрепетал. За то время, что она его знала, он так редко улыбался без насмешки или без похоти – она будто незнакомца увидела. С такой улыбкой он представлял большую угрозу, чем когда–либо ранее. Был гораздо более опасным, чем тот распутный герцог, каким она его поначалу считала.

— Фэллон, — шепнул он, поднимая руку, чтобы отвести локон с ее лба. Она противилась порыву прижаться к его руке, податься вперед вслед за его прикосновением. Было бы так просто сдаться, если бы она разрешила себе уступить всему тому, чему она сопротивлялась, убегая.

Бегство. Девушка тряхнула головой – ее необузданной натуре не нравилось это определение. Она не бежала. Она просто жила дальше своей жизнью. Той, в которой не было место ни для него, ни для жалкой роли любовницы, что он предложил ей – едва заметный уголок его мира.

Неважно, насколько она любила его, она не могла ради него отказаться от себя.

Но что если он изменился? – шептал тихий голос, слегка подталкивая надежду, погребенную в ее сердце. Ее взгляд медленно двигался по его лицу, в горле стоял ком, она вспомнила разговор между ним и его дедом, который подслушала. Давешнее ощущение, что перед ней незнакомец. Совсем не герцог, которого она знала. Он пришел. Говорил, что не придет, и все–таки пришел.

— Фэллон, — повторил он ее имя. Нежность в его взоре совершенно отличалась от всех тех нахальных взглядов и распутных, пустых улыбок, которые он дарил ей в прошлом.

Девушка почувствовала, как что–то неспокойное пробуждается внутри. Надежда. Это, несомненно, опасно для того, кто не имел никаких оснований ее испытывать.

— Нет, — пробормотала она, опасаясь, что на этот раз не сможет уйти от него. Не сейчас. Только не снова. Не тогда, когда он смотрел на нее с лаской во взоре. Не тогда, когда совсем недавно он проявил сострадание, которого она и не ожидала от него.

— Я рада, что ты приехал повидать своего дедушку. Искренне рада, – Фэллон попыталась проскользнуть между мужчиной и фортепиано. – Не буду мешать цели твоего визита.

Его рука поднялись, пленяя и задерживая ее:

— На этот раз ты не сбежишь.

— Доминик, сейчас тебе нужно время, чтобы побыть с дедушкой, а я просто буду в…

— Проклятье! Я приехал вовсе не ради себя.

У Фэллон перехватило дыхание.

— Я приехал сюда ради тебя. Ради нас. Мне нужна… — произнес он хрипло, — ты.

Она снова дышала, возможно, впервые в жизни с тех пор, как умер отец. Она дышала, жила, глубоко вбирая воздух в легкие. Мужчина улыбался, усмешка давалась ему легко, хотя в глазах мерцал проблеск тревоги.

— Даже мой дед согласен с этим.

Грудью он слегка задел перед ее платья, и ее соски под тканью вытянулись, отвердели. Ее захлестнуло, обожгло унижение.

— Ты нужна мне, Фэллон.

Девушка облизнула губы:

— Я не могу… Я не буду твоей любовницей.

Он поймал остаток ее слов ртом. Она застонала, ладонями в одно и то же время отталкивая и притягивая мужчину за жакет. С его поцелуем все снова нахлынуло. Его вкус, его жар. То самое волшебство. Язык Фэллон сплетался с его, когда мужчина наклонил ее над фортепиано.