– Вам не придется возиться с одеждой, – с законной гордостью проговорила Нора. – Я обо всем позаботилась. Вот тут – список всех вещей, а в доме у мисс Гризельды кто нибудь их распакует. От вас, быть может, потребуется только причесывать миссис Фэррелайн по утрам. Вы сумеете это делать?

– Разумеется, – ответила Лэттерли.

– Ну, и хорошо. Тогда больше мне вам и объяснять нечего. – По лицу горничной пробежала легкая тень.

– Вас что то тревожит? – спросила Эстер.

– Да нет, – покачала головой Нора. – Просто не хочется мне, чтобы она уезжала. Терпеть не могу путешествий. Незачем ей ехать. Я понимаю: мисс Гризельда недавно замужем, ждет первенца и чем то, бедняжка, ужасно встревожена. В каждом письме об этом пишет. Но так уж водится у женщин в ее положении. Все у нее будет в порядке. И нечего хозяйке там делать.

– У мисс Гризельды слабое здоровье? – поинтересовалась сиделка.

– Слава богу, нет. Просто вбила себе что то в голову, вот места и не находит. Все у нее хорошо было, пока не вышла за этого мистера Мердока с его фокусами. – Служанка прикусила губу. – Ох, не следовало мне так говорить! Уверена я, человек он хороший.

– Наверное, да, – не слишком убежденно откликнулась Эстер.

Собеседница взглянула на нее с улыбкой:

– Думаю, вам неплохо бы выпить чашку чая. Уже почти одиннадцать. Если хотите, в столовой что нибудь найдется.

– Спасибо. Я бы не отказалась.

За большим дубовым столом сидела в одиночестве миниатюрная темноволосая женщина лет, как показалось мисс Лэттерли, двадцати с небольшим. На щеках у нее играл такой румянец, как будто она только что вернулась домой после длительной прогулки. И хотя это противоречило моде – по крайней мере, лондонской, – сиделке было приятно глядеть на эту девушку после привычных бледных лиц. На первый взгляд она казалась просто хорошенькой, но, присмотревшись, можно было заметить, что она еще и умна и проницательна. Пожалуй, и лет ей было не двадцать, а больше, возможно, уже за тридцать…

– Доброе утро, – обратилась к ней медсестра. – Вы – миссис Фэррелайн?

Женщина взглянула на нее с некоторым испугом, но тут же улыбнулась, успокоенная.

– Да. А вы кто? – В ее голосе прозвучал не вызов, а только живой интерес, словно приход незнакомки явился для нее приятным сюрпризом.

– Эстер Лэттерли. Я – сиделка, которую пригласили сопровождать миссис Фэррелайн в Лондон.

– А, понятно. Присаживайтесь. Не хотите ли чаю? Или вы предпочитаете какао? Какое печенье – овсяное или песочное?

– Пожалуй, я выпью чаю с песочным печеньем, – ответила медсестра, присаживаясь напротив.

Женщина налила чай и, подав его Эстер, пододвинула к ней тарелку с печеньем.

– Матушка у себя наверху, – продолжала она. – Мужчины все, конечно, на службе, а Айлиш еще не вставала. Она никогда так рано не поднимается.

– Она… нездорова? – Едва задав этот вопрос, Лэттерли тут же спохватилась, что делать этого не следовало. Если кто либо из членов семейства предпочитает оставаться в постели до полудня, не ее дело выяснять, что тому причиной.

– Боже упаси! – воскликнула она и вдруг спохватилась: – Ох, извините, я же не представилась! Это совершенно непростительно. Я – Дейрдра Фэррелайн, жена Элестера. – Она вопросительно глянула на Эстер, пытаясь понять, говорит ли той что нибудь это имя. Увидев по ее лицу, что ей уже известно, о ком речь, она продолжила: – А еще в нашей семье есть Уна – миссис Макайвор, та, что писала вам, и Кеннет и Айлиш – то есть миссис Файф, только я никогда ее так про себя не называю, не знаю, почему, и наконец, Гризельда – та, что теперь живет в Лондоне.