Похоже, Мэгги Лэнгфорд сказала ей что-то обидное.

И еще ее веснушки.

Адам заметил их, когда они с леди Уэррен смотрели друг на друга. Едва заметные крапинки на ее щеках, чуть темнее высохших слез. Эти крошечные светлые пятнышки и зеленые глаза неожиданно пробудили в нем воспоминания о птичьих яйцах и летних солнечных днях. А в следующий миг Адам вдруг задумался, каково это – коснуться ладонью ее шелковистой щеки, нежно погладить пальцами бледные веснушки (наверняка, как все женщины, она считает их истинным проклятием) и одним медленным движением стереть обиду, от которой пылало ее лицо.

Никогда в жизни ему не приходили в голову подобные мысли. До встречи с этой женщиной, которая с самого начала вызвала у него неприязнь.

Он сделал глубокий вдох, выдохнул и повернулся спиной к зеркалу.

Леди Фенимор, одетая в неглиже и накрытая целой горой одеял, полулежала на подушках. Из-под огромного чепца, отделанного пышными оборками, виднелись тонкие, как паутина, седые волосы. Высохшие руки, покрытые сеточкой жилок, словно кружевные перчатки, лежали на стеганом покрывале. Солнечный свет широким потоком вливался в огромные окна, и Адам мог различить каждую морщинку на истончившейся, будто бумажной, старческой коже.

– А, вот и вы наконец, преподобный. Не представляю, что вас могло задержать. Входите и садитесь, беседа с вами скрасит последние мои минуты на этой земле. Возможно, вам следует записать мои мысли для потомков. Нынче утром меня посетили кое-какие любопытные озарения, но будь я проклята, если помню хотя бы одно. Видит бог, никто больше в наши дни уже не способен высказать суждение, которое стоило бы запомнить. Хотя ваш предшественник раз или два блеснул остротой ума. Я с нетерпением жду того же от вас.

В глазах почтенной леди вспыхнул воинственный огонек.

– Быть может, когда-нибудь и меня осенит божественное откровение, но этим я всецело буду обязан вашему благотворному влиянию, леди Фенимор.

Адам и пожилая дама получали истинное удовольствие от беседы, чувствуя себя легко и свободно в обществе друг друга.

Взаимная симпатия возникла не сразу. Поначалу леди Фенимор показалась молодому священнику твердым орешком, об который он едва не обломал все зубы. Он видел в ней пресловутую злобную летучую мышь, накинувшуюся на него из темноты туннеля.

Леди Фенимор улыбнулась. Потом искоса, с подозрением взглянула на Адама.

– Молодой человек, у вас потерянный вид, – вынесла она свой вердикт.

– Я очарован вашим обаянием, вот и все.

Дама насмешливо фыркнула.

– Уверена, я вижу у вас на лице морщину. У левого глаза.

Это небольшое замечание прекрасно объясняло, почему леди Фенимор внушала ужас женскому батальону миссис Снит и отчего именно Адам чаще других навещал ее.

– У вас на удивление острое зрение для умирающей, – сухо обронил он.

– А жаль, верно? Я хотела бы перед встречей с Создателем израсходовать все пять чувств, доступных человеку, хотя некоторые из них пока что служат мне исправно. А вам не следует так много думать. Лучше проводите время в молитвах, чем в раздумьях. Меньше будет морщин. Я постоянно о чем-то думала, и поглядите на меня теперь.

– Пожалуй, я помолюсь, чтобы Отец Небесный не спешил посылать мне новые морщины, раз вы ведете им счет.

Леди Фенимор рассмеялась, но смех перешел в кашель. Когда приступ прошел, она бессильно откинулась на подушки, смежив веки. Адам молча ждал.

Наконец леди Фенимор со вздохом открыла глаза.

– Я раздаю вещи, готовлюсь к… назовем это, пожалуй, моим маленьким путешествием, почему бы и нет? Преподобный Силвейн, будьте так любезны, откройте вон ту шкатулку на столе.