Ну, не совсем. По мобильному магическому телефону, да. Разговорнику.

А я лежу. С револьвером и одушевленной магической книгой, умеющей колдовать.

Кружится голова. Не каждый день начинаешь жизнь с того, что сворачиваешь шею старому пердуну. И топишь его в сортире. А потом моешь под холодной водой свою траченную солью шкуру, отрыгиваешь чертовыми яблоками, в которые, как будто, дезодоранта туалетного насовали, а потом, шипя матом и кряхтя как старый дед, пытаешься найти в доме тайник старого упыря, где тот держал деньги. Затем, под утро, вокзал, билет, вагон! Всем чао!

— Значит, я аристократ? — продолжая вертеть револьвер в руке, негромко задаю вопрос вслух, обращаясь к книге.

— О дааа, — тут же отзывается та, — Еще какой! Ты, Юджин, принадлежишь к одному из самых старых, могущественных, богатых и влиятельных родов мира!

— Класс… — довольно улыбаюсь я. Кажется, эта жизнь будет просто сказкой! Всегда мечтал о небольшом особнячке, полном услужливых и милых горничных в очень коротких… нарядах. Под которыми ничего нет, конечно.

— Но также ты являешься полным ничтожеством, милый! — ядовито произносит книга, — Тебя породили лишь с одной целью — стать моим хранителем и контрактором. Мы с тобой обречены были гнить на окраине мира, пока ты не умрешь от старости!

Пучу глаза, кашляю. Затем, собравшись с силами, хрипло заявляю:

— Являлся.

— Что? — переспрашивает книга.

— Не являюсь, а являлся. Не так ли?

— Хм… — гримуар слегка лязгает обложкой, а затем с нотками сожаления выдает, — Нет, милый Юджин. Пока нет. Чтобы ты и я могли получили хоть какие-то шансы на свободу и иной статус, тебе придётся пройти церемонию полного отречения в Каршлине. И тогда да, сможешь с полным правом заявить, что «являлся» ничтожеством. Я буду рада этому до безумия! Но пока… ты и я, то есть мы — лишь имущество рода Сильверхейм, понятно? Они с тобой могут делать всё, что захотят, в любом месте, в любое время. Их люди ожидают тебя на станции в Липшице, а мы едем в другую сторону. Это дает всего пару-тройку часов форы, прежде чем они отправят погоню!

— Я тебя понял, — с легкостью соглашаюсь я с доводами даймона, — Значит, будем отрекаться.

— Слышал бы тебя Дарий! — ехидно хихикает книга, — Старого пердуна бы сложил сердечный приступ! Отречься от Сильверхеймов! Хех…

— Кто такой лорд? — спрашиваю я, заставляя гримуар аж подпрыгнуть, — Тогда ты обращалась ко мне как к лорду. И я был не в себе…

— Ты и сейчас не в себе! — торопливо обрывает меня книга, — Насчет лорда — потом! Это ничем тебе не угрожает!

Чую какую-то падлу. Ну или не падлу, но транспарант с надписью «Вам конкретно не договаривают!» был бы длиннее этого хренова поезда. Чую, но молчу.

— Пребываем в Каршлин, ты отрекаешься, потом бежим в другую страну, — инструктирует меня книга, — Отказать тебе в мэрии не смогут, только деньги придется заплатить немалые. Кстати, а сколько их у нас?

Деньги-деньги, дребеденьги… Они были, найденные мной в хитро спрятанной заначке старого покойного мудака. Точнее, было две заначки. Одна, в комоде, сделанная «на отлюбись» — там были монеты и несколько мятых купюр, которые старая сволочь периодически тратила на выпивку, а вот в другом месте, под половицами, на которых стояла ножка его тяжеленной кровати, я обнаружил ухоронку с несколькими пачками крупных купюр, упакованных в конверт из тонкой, но очень крепкой кожи.