— Матвей…

— Тихо, паря! — Парадин отшагнул от моей жены, — Ты ляжешь, я её доставлю Петру, живой. Я лягу… ты позаботишься о моем мотоцикле. Годится?

— Годится.

Я уже не раздумывал. Тревога за жену слегка глушилась спокойствием принятых решений и… горечью. Точно такой же горечью, которую я испытывал, стреляя в солдат, удерживающих китайцев в плену. Парадин был и остается самодовольной эгоистичной сволочью, убийцей, палачом, редкостным мерзавцем, ему заслуженно желают смерти тысячи, но…

…он совсем не заслужил того, что с ним сделаю я.

Даже не «что», а «как».

Мы встали друг напротив друга, метров… сколько? Пять?

— Ты уж извини, приятель, — вновь подал голос гвардеец, оттягивая указательным пальцем на левой руке поддоспешник своей брони, заходящий высоко на горло, — но мне твои рассуждения тогда, в самом начале нашего знакомства, покоя не давали. О том, как бы ты меня грохнул. Так что от молний твоих у меня теперь защита хорошая. Не нравится мне, когда меня выжаривают ими, ой не нравится…

— Неприятно, — покивал я, сдергивая гримуар с пояса, — Но не смертельно.

— Да ну?!! — рыкнув эти слова, Парадин кинулся на меня в прыжке.

Потом я понял, что Матвей был умная и хитрая сволочь. С той позиции, в которой мы стояли, я мог раскрыть Щит откидывающим взмахом только по одной траектории, отбивая прыгнувшее ко мне тело наотмашь. Той, которая отбросила бы гвардейца прямиком на беззащитную Кристину, у которой на поясе была кобура с большим мощным револьвером. Неизвестно, куда делось оружие самого «чумного волка», предположительно Станис мог его стащить, неожиданно напав, но получив револьвер, Матвей бы сразу оказался в крайне выгодном положении, имея возможность выстрелить и в меня, и в жену.

Только я не стал раскрывать гримуар, а сам кинулся в прыжке на противника, отбросив чернокнигу, удивив гвардейца до невозможности. Освободив руку, которой я через долю секунды уже отжал в сторону кулак с зажатой в нем рукоятью ножа, позволяя нашим телам столкнуться, чуть ли не поцеловавшись в процессе. Конечно, меня, как более легкого, сшибло этой тушей, но… разлетелись мы после сшибки на три стороны. Я направо, Парадин левее, а кристаллизующаяся на глазах часть его торса, с торчащей в ней рукоятью хавна…

…она упала посередине.

— Кха! — сплюнул я кровью, вставая на подкашивающиеся ноги. Удар что надо. Дурак я, наверное… или просто не хотел подпускать к себе одного из самых умелых убийц на континенте с огромным ножом. Удивил, победил, ура придурку с парой тузов в рукаве. У меня есть кнопка «убить любого» и я её использую!

Какой я герой.

Пока шел, шатаясь, до еще живого куска Парадина, шевелящегося в траве, в голову забрела самая мерзкая мысль всех времен и народов. Вот я «попал» в новое тело, новый мир. Начал грабить, убивать, хорошо, что не насиловать. А ведь когда-то, будучи еще сорокалетним мужиком, мечтал же о новой жизни, думал, что как бы хорошо было? Начать все сначала, стать лучшей версией себя, не совершить уйму ошибок. Прожить более достойно и успешно. Ну как, выходит?

— «Не очень, Кейн. Но не мне тебя упрекать»

— «Ты хотя бы спас мир»

— «Перед этим я его уничтожил»

— «Иначе бы он уничтожил себя»

— «Это была лишь теория»

Мы все гады. Дайте нам титул, деньги, способность пулять молниями и нажимать спусковой крючок — и мы с радостью будем это делать. Чем оправдать себя мы найдем. Всегда. Почти всегда.