Москва запомнилась мне как сумбур, растянувшийся на неделю. Дни я проводил в императорском дворце, скрежеща лбами с волшебниками и парой генералов, вечерами выгуливал Пиату по приемам, делая вид, что дико рад снятию сорокалетней опалы (ради которой рисковал жизнью в Польше). Наивно хлопающая глазами деваха ростом в два метра наглухо вышибала все предохранители из голов мужиков, особенно невысоких, так что пришлось даже пару раз выйти на дуэли, где мой коварный охлаждающий «левиафан», бьющий водичкой из-под земли, был номинирован москвичами на самое злобное заклинание легкого дуэлинга.

Тем не менее, мы справились. Пусть не без огрехов, пусть вызвав сильное обострение паранойи императора, выставившего следить за нами чуть ли не с десяток шпионов, пусть даже разрушили пару будущих браков (хоть мы и одевали Пиату максимально скромно!), но, в конечном итоге, вернулись домой. Хоть это и стоило обоим крайне напряженного разговора с давно и прочно беременной Дарелеей Азовой.

Мать моего друга поначалу была зла как тридцать три кобры, обнаружив, что в мире появилась новая высшая эйна, совершенно ей неподчиненная, но затем, слегка отдышавшись (и прооравшись), она внимательно осмотрела и выслушала Пиату, посовещалась с мужем, и… оставила ситуацию как есть. Бывшая разведчица и телохранительница была совершенно не заинтересована в том, чтобы оставлять свой пост прислуги у Константина, а как фрейлина она Дарелее совершенно не подходила, чересчур превосходя ту в росте и формах. А уж под конец, когда я догадался сказать, что «возвышение» было принудительным, а не специальным, да еще с подачи самого графа…

В общем, к моменту, когда я обнял жену и дочь, на Ларинене уже царил мир и понимание.

— За неделю в столице ты ни во что не вляпался? — облила меня недоверием супруга, удерживающая такую же подозревающую дочь, — Как это вообще возможно?

— Пиата виновата, — пожал я плечами, — Где бы мы не появлялись, с нас не сводили глаз, вообще. Очень сложно провернуть какую-нибудь схему, если твоя цель вечно в центре самого интенсивного внимания.

— Представляю, как она этому была «рада».

— А ты видишь её где-то поблизости? — улыбнулся я, — Бедняжка унесла домой Костю чуть ли не на руках. Тот тоже не слишком хорошо выглядел. Видимо, успел подзабыть, насколько она стала здоровой.

— Даже я слегка подзабыла. Надо будет как-нибудь прикупить ей что-то с каблуками. Хотя, пусть их. Идем, муж мой, мне многое надо тебе рассказать.

— «Бьюсь об заклад, что тебе не понравится то, что ты услышишь».

— «Я тоже видел её лицо, Алистер».

Новости были напрягающие. В академии воцарились члены императорской семьи, тут же начавшие наводить свои порядки. Кристина, не высовывающая носа из нашей свежеиспеченной школы, получила уже несколько весьма гневных писем из ректората, а все остальное услышала со слов Константина. Азов плевался, рассказывая о том, как принц Николай волшебным образом вызывает дисциплинарные наказания на всех, кто ему не нравится. Медичи отстранен от работы, остальные преподаватели боятся громко дышать. От юного принца, куда бы он ни пошёл, не отходят три очень известных мне боярышни.

— А сама императрица? — хмуро спросил я, предчувствуя большие проблемы.

— Ежедневно справляется у директора о нас с тобой. По разговорнику, — не менее хмуро ответила Кристина, — А еще она запретила дуэли между студентами, любые. Тренировки только по назначению от преподавателей.