Это была обычная жаба! Она не умела разговаривать! Ни слова в его защиту! Животное! НЕСПРАВЕДЛИВО!

Вот с этим криком он и проснулся, поднимаясь на кровати и держась за грудь, в которой бешено билось сердце. Потянувшись дрожащей рукой к тумбочке, главный полицмейстер схватил с неё стакан воды и несколько таблеток, припасенных как раз на такой случай. Запив лекарство водой, он шумно выдохнул, откидываясь назад на подушки… но только затем, чтобы подскочить вновь, теперь уже от звуков чужого голоса. Размеренного, насмешливого, молодого.

— Плохой сон, Яков Владимирович? Добро пожаловать в явь.

Дайхард!! Высокий молодой человек, сидящий в расслабленной позе на стуле для посетителей, расположенным у включенного ночника, рассматривал лежащего полицмейстера с ленивым пресыщенным любопытством. Его яркие зеленые глаза горели в темноте как у кошки.

Томилин впал в ступор, приоткрыв рот.

— Можете не вставать, я не обижусь… — вяло махнул молодой человек рукой, — но пара слов в качестве приветствия будут вполне уместны.

— Что… как… кто пууустил… — выдавил из себя почти бессвязно полицмейстер, зачем-то шаря руками по постели. Может быть, в поисках револьвера? Ну какое оружие, он его уже двадцать лет как берет в руки лишь затем, чтобы отдать на чистку…

— Пустил? Здесь никого, кроме меня и вас, Томилин, так что пустил я себя сам! — чуть повысил голос вторженец, — Мне было угодно с вами поговорить, нужды в ком-либо еще я не испытывал, так что мы, вы и я, здесь одни. Больше никого. Такие вводные данные вы можете осознать или мы все-таки диагностируем вам инсульт и дальнейшее несоответствие занимаемой должности?

Знакомая формулировка заставила его встрепенуться. Осажденный недавним ярким кошмаром мозг, всё еще с трудом воспринимающий реальность, все больше и больше приходил в себя. Нельзя сказать, что процесс ему нравился, но Яков Владимирович сумел овладеть собой.

— Чем обязан? — процедил он, забираясь на подушки повыше, чтобы лучше видеть собеседника. Одновременно с этим он обнаружил стоящую у дверей каталку, на которой под белой простыней что-то было, но не придал ей значения. Молодой наглец представлялся ветерану полиции куда более значимой угрозой.

— Чем? — удивился молодой князь, — Вы сами, Томилин, буквально умоляли своими действиями обратить на себя внимание. Я обратил. Теперь мне угодно задать вам вопрос — вы о чем думали, когда попытались подставить Истинного князя? Когда подсылали к нему людей? Когда незаконно устраивали у него обыск?

Проклятый сопляк говорил громко, совершенно не беспокоясь о том, что его услышат. Как⁈ В доме несколько десятков вооруженных людей, специально нанятая охрана, персонал, несколько телохранителей семейства Оргазовых, да и сами… где все⁈

Где?!!

— Все мои указания насчет вас были совершенно оправданы и законны! — попробовал полицмейстер рявкнуть своим привычным командным голосом, внушающим страх и трепет как в подчиненных, так и в обвиняемых, — Понятно⁈

Князь, сидящий на стуле, удивленно вздёрнул бровь, а затем неожиданно улыбнулся и слегка хлопнул в ладони, вставая. Томилин сжался, не зная, чего ожидать, но юноша просто сделал несколько шагов, останавливаясь у каталки с неизвестным накрытым содержимым.

— Кажется, нашу беседу следует сделать более откровенной! — бодро объявил он, сдёргивая простынь.