Григорий стянул с головы шлемофон и вдруг услышал пение птиц. Да-да, никакой ошибки. Только что вокруг рвались снаряды, сеющие смерть и разрушение. Выкорчевывались деревья, одно из них удерживалось лишь благодаря тому, что упало на «Крестоносца». А эти пичуги уже заливаются переливами как ни в чем не бывало.
Радовался он скорее тому, что вообще может различить их щебет. По поводу ушей у него возникли серьезные опасения. Идиллия длилась недолго. Птахи поспешили замолкнуть, едва только задудукал крупнокалиберный пулемет. ЕКПБ, никаких сомнений. Сложно с чем-либо спутать четырнадцать с половиной миллиметров. Получается, «Сороки» ушли не особо далеко. Просто решили не влезать в противостояние Григория с противником.
Хм. С одной стороны, обидно. С другой… Да правильно все, чего уж там. Коль скоро франкисты уже начали контратаковать, то отойдя, вновь ринутся в атаку. И, разумеется, на «Муравьях». А значит, можно будет разделать их под орех, даже если машин окажется вдвое против прежнего. Броня там всего лишь противопульная.
Ну и если бы Азарова прибили на том поле – они тоже поступили верно. Обнаружить себя раньше времени – подставиться под огонь «Тарантулов», лобовая броня которых пулеметам не по зубам. А так пропустили бы в боевые порядки и расстреляли в борта. Потом уж и с наступающей пехотой разобрались бы. Так что верно все.
– Живой! Живой, дьявол! – Рауль буквально рухнул перед ним на колени.
Вгляделся в изможденное и чумазое, с разводами лицо. Схватил за виски, от души тряхнул, чем вызвал болезненный спазм, и, резко подтянув Азарова к себе, заключил в крепкие объятия. Какая уж тут субординация, когда, наблюдая за схваткой, испанец успел несколько раз похоронить своего пилота.
– Р-рауль, т-тише. Т-тише, ч-чертяка, – отчего-то заикаясь, произнес Григорий.
– Что? Что не так? Ты ранен? – тут же отстранился механик.
– Г-го-олова болит. С-сильно.
С переднего края донеслись винтовочные выстрелы и пулеметные очереди. Не иначе как противник осознал, что броня сейчас для них, по сути, ловушка, и солдаты поспешили десантироваться, атакуя обороняющихся в пешем порядке. Не такая уж и глупая идея. Тем более если экипажи додумаются опустить свои машины пониже, а десант станет наступать, укрываясь за ними, как за бронетягами.
– Что с головой? У тебя кровь! – заметив кровотечение из ушей, едва не выкрикнул молодой человек.
– Д-да т-тихо ты. Ме-эня, похоже, к-контузило.
– Ага. Хорошо, – проговорил Рауль уже значительно тише.
Как следствие, пропали и болезненные ощущения. В смысле от его воплей, конечно. Какофония боя неизменно вносила свою лепту. Но это все же куда менее болезненно, чем от криков испанца.
– Вы ложитесь, – все же вспомнив о субординации, перешел на «вы» Рауль.
Старший механик помог ему улечься, подложил под голову шлемофон. Хм. И впрямь так полегче. А ведь помнится, еще в рубке Азарову хотелось отдохнуть. Похоже, его тело, и больная голова в частности, чувствует, в чем он сейчас нуждается больше всего.
– Знаете, господин подпоручик, я вот смотрю, как русские сражаются у нас в Испании, и даже не могу представить, как же вы тогда будете драться за свою родину. Ненавидите друг друга, обзываетесь, грозитесь, но всегда деретесь как никто другой.
– Не-э з-знаю, Рауль. Н-наверное, это и й-есть русский характер. Любить – так без остатка, не-энавидеть – т-так всей душой, а сражаться – та-ак д-до последней к-капли крови.
– Красиво сказали.
– Это да. |