Он прижался губами к ее рту, позабыв даже признаться, что для него Катриона уже стала неотразимой. Иначе он не стал бы снова наслаждаться медовой сладостью ее губ, его брюки не трещали бы по швам, от невыносимого напряжения и в эту минуту он не совершал бы вторую крупную ошибку в своей жизни.

Падая в раскрытые объятия Катрионы, Саймон успел заметить, как она вытянула ногу и спихнула с кровати Роберта Брюса.

Когда Катриона проснулась, она обнаружила, что лежит на животе и одна ее рука свисает с кровати. Подняв голову, она отбросила упавшие на лицо растрепанные волосы. Через окно лился яркий солнечный свет, теплыми лучами касаясь ее обнаженного тела. Недалеко, от камина на одеяле расположился Роберт Брюс, наблюдая за хозяйкой недобрым взглядом.

— Прости, дорогой, — прошептала Катриона. — Ты же знаешь, тебя я люблю, как никого на свете.

Однако кот всем своим видом демонстрировал невозможность продолжения прежней дружбы. Он отвернулся и принялся сосредоточенно лизать язычком свою лапу, дав понять, что его не убедили лживые слова хозяйки. Впрочем, Катриона и сама понимала, что ее слова далеки от правды.

Она со вздохом перекатилась на спину и заметила, что супруг вытянулся на кровати рядом с ней и легонько похрапывает.

Катриона приподнялась, заглянула ему в лицо, а затем окинула взглядом его тело. Она не могла сдержать улыбку. Утреннее солнце щедро позолотило всю стройную мускулистую фигуру Саймона, от начинающих пробиваться на верхней губе волосков до длинных узких подошв его ног.

Он определенно заслужил отдых. Почти вся ночь его стараниями была наполнена божественными наслаждениями для обоих, так что поспать им почти не удалось. Похоже, Саймон решил доставить ей максимум удовольствия и преуспел в этом так, что Катриона за несколько часов ночной любви лишилась последних сил, удовлетворенная до предела и готовая стать его вечной рабыней.

В какой-то момент среди ночи Уэскотт оставил ее одну в кровати. Она еще не пришла в себя от их последней близости, а он уже проворно натянул брюки и отправился вниз по лестнице, чтобы заказать у хозяина гостиницы свежей клубники и тарелку со сливками.

Катриона поначалу сочла такое желание сущим безрассудством, пока не открылось, для чего все это понадобилось Саймону.

От воспоминаний она вновь улыбнулась. Катриона не могла и представить себе, что к любви можно одновременно применить такие два определения, как липкая и сладкая.

Уэскотт преподал ей сразу несколько уроков любовного искусства за эту ночь. Для самых изощренных любовных поз понадобились столбики кровати и даже пара шелковых чулок. От промелькнувшей в памяти сцены по телу Катрионы пробежал трепет восторга. Особенно приятно было вспомнить, как она взяла реванш после того, как Саймон закончил свое дело, и ей удалось освободиться от пут.

Когда прошлой ночью Катриона стала намеренно дразнить его, она не предполагала, что сама попадет в свою опрометчиво расставленную ловушку. Вначале ей хотелось просто позволить Саймону вкусить немного наслаждения, о котором он будет тосковать до конца жизни. Однако Катриона слишком поздно поняла, что именно ей будет трудно удержаться от возможности устроить для себя прощальный праздник в объятиях Уэскотта.

Она осторожно убрала каштановый завиток волос, упавший на его бровь. Катриона уже не улыбалась. Как бы отчаянно ни хотелось ей думать по-другому, Саймон так и остался тем юношей, в которого она влюбилась несколько лет назад. Как же он красив! Как нежен! Как он решителен и беспощаден, когда добивается исполнения своих желаний! Можно не сомневаться, что он всегда предпочтет удовольствия от занятий любовью опасностям влюбиться в кого-то по-настоящему.

Катриона наклонилась над спящим Саймоном и нежно коснулась губами его шрама, сожалея, что не может больше оставаться с ним.