— Ну, знаете ли, мистер Уэскотт, вам должно быть стыдно за свое поведение! Я понимаю, что мой Роберт — славный крепкий парень, вполне заслуживающий вашей ревности. Но, тем не менее, вам не к лицу такое поведение.
Не отрывая взгляда от собеседника, Катриона наклонилась и переложила огромного рыжего кота, свернувшегося калачиком на сиденье, к себе на колени. Когда она принялась ласково гладить густую шерсть своего любимца, кот громко замурлыкал. Он положил голову на передние лапы и блаженно уставил сонный взгляд желто-золотистых глаз на Саймона, всем видом напоминая пузатого султана, торжествующего от победы над последней девственницей своего гарема. Саймон сделал недовольную гримасу:
— Ты забываешь, что во время нашей последней встречи этот парень попытался откусить мне палец. У меня даже шрам остался.
Катриона фыркнула:
— Да он просто защищал мою честь, а настоящий герой именно так и должен поступать.
На мгновение их взгляды встретились. Оба одновременно вспомнили ту опасную и пьянящую минуту в постели Катрионы, когда Саймон едва не похитил девичью добродетель вместо того, чтобы защитить ее.
Уэскотт отвел глаза в сторону, недовольно пробурчал что-то невнятное и поудобнее расположился на сиденье. Когда он совсем отвернулся и принялся рассматривать из окна кареты, пробегающие мимо деревенские пейзажи, Катриона подняла книгу к самому лицу, чтобы скрыть невольную улыбку. Мысль о том, что Саймон ревнует ее, пусть даже и к коту, была неожиданно приятной.
Роберт Брюс и книга помогали ей отвлечься от беспокойных мыслей. Они с Уэскоттом оказались вновь наедине в первый раз после того утреннего пробуждения. Катриона невольно вспоминала, как она почувствовала нежные губы Саймона на своих губах, как его руки ласково скользили по… впрочем, лучше даже и не уточнять, куда в ту минуту добрались его руки, а точнее, пальцы.
Катриона наклонилась, вызвав этим движением недовольство дремлющего кота, и открыла ближайшее к ней окошко кареты.
— Здесь немного душно, не кажется ли тебе? — прервала она затянувшееся молчание, подставляя разгоряченные щеки потоку свежего воздуха.
В ответ Саймон лишь повел бровью. По мере продвижения кареты на север воздух становился заметно свежее.
Неожиданно Уэскотт указал на дорожную сумку, которая стояла на полу кареты у ног Катрионы:
— Нет ли у тебя там какой-нибудь другой книги?
Этот невинный вопрос вызвал у Катрионы панический испуг. Ей моментально вспомнилась палисандровая шкатулка, которая вчера ночью была надежно упрятана под стопкой нижнего белья.
— Нет! — воскликнула она, проворно хватаясь за парчовую ткань дорожной сумки. Однако ручку сумки, выполненную из слоновой кости, уже крепко держал Уэскотт.
Крайне заинтересованный непонятным возбуждением Катрионы, он сильнее потянул сумку к себе.
— Тогда меня вполне устроит газета или любой бульварный листок. Надо же как-то скоротать долгие часы, пока мы не доберемся до места нашего будущего ночлега.
— Нет, у меня нет никаких газет.
Катриона дернула сумку к себе. Отчаяние придало ей силы, и этот рывок увенчался успехом. Сумка выскользнула из рук Саймона и вернулась на более безопасное место рядом с Катрионой.
Уэскотт откинулся на спинку сиденья и вытянул вперед длинные ноги. На его лице отразилось самодовольство, словно он только что вышел победителем небольшого соперничества.
— Что за секреты, дорогая? Неужели там спрятаны мои деньги?
— Хорошо. Можешь взять эту книгу.
Катриона бросила книгу в сторону Саймона, и ему оставалось лишь ловко поймать ее.
Всмотревшись в позолоченные буквы на обложке, Уэскотт прочел вслух:
— «Путешествие пилигрима»? А я надеялся, ты читаешь что-нибудь более… возбуждающее. |