Мартин нагнулся и стал осматривать бледное, бескровное лицо трупа; он узнал его, несмотря на темноту. То был Рыжий Эде.

— Надеюсь, что и Фукса постигла та же участь,— проговорил он,— они наказали сами себя!

— И барон наказан! — воскликнул Сандок,— барон тоже был на «Рекэне»! Ускользнул он все-таки от ангела-душителя! Сандоку очень жаль!

Эбергард не слышал этих слов; он приказал кормчему и Моро внимательно посмотреть, не остался ли в живых кто-нибудь из несчастных, чтобы оказать им помощь.

Сандок вскочил со своего ложа, чтобы помочь им, раненная рука, по его словам, больше не болела.

Черные обломки «Рекэна», покачиваясь, плыли по волнам, но людей нигде не было видно.

До рассвета течением реки все части разрушенного корабля были снесены в море, и ничто не напоминало об ужасном происшествии.

Моряков, отца и сына, бросившихся в последнюю минуту в воду для спасения своей жизни, тоже не было видно. Эбергард утешал себя надеждой, что они благополучно доплыли до берега. Из Парижа, где Эбергард намеревался объявить о случившемся, он телеграфировал в Гавр о розыске тел остальных погибших.

Ему необходимо было знать, что сталось с Фуксом и бароном.

С восходом солнца они возвратились на берег. Моро раздобыл в ближайшей деревне два экипажа; в одном князь и Мартин возвратились в Париж, в другом оба негра доставили в полицию труп Рыжего Эде.

Через несколько дней из Гавра пришло сообщение о том, что из воды вытащено три обезображенных трупа; судя по одежде, это были матросы с «Рекэна».

Все старания найти Фукса и барона остались безуспешными.

Но князю недолго предстояло оставаться в неведении относительно участи этих двух негодяев.

XXIX. ПОЛУНОЧНАЯ ПЛЯСКА МЕРТВЕЦОВ

Через несколько недель Сандок совершенно оправился. Он был единственным человеком, не верившим в смерть Фукса и барона, потому что лично обследовал берега Сены вплоть до Гавра и трупов их не мог обнаружить.

При этом он не упускал случая заходить в рыбачьи хижины и в одной из них обнаружил обоих моряков, которые благополучно добрались до берега. От них он узнал много интересного и, возвратившись в Париж, продолжил свои поиски. Занятие это он окружил такой тайной, что даже Мартин ни о чем не догадывался.

На это у Сандока были причины. Во-первых, он боялся, что Мартин станет издеваться над ним; а во-вторых, он решил никому не говорить ни слова до тех пор, пока не исполнит обещание, данное им Мартину: «Или барон будет задушен ангелом в Сен-Клу, или Сандок будет покоиться на дне Сены!»

Это обещание он и хотел сдержать!

Стоял дождливый осенний вечер. Около восьми часов Сандок осторожно вышел из особняка на улице Риволи; оглянувшись, он убедился, что за ним никто не следует, и пустился в путь. На нем была широкополая шляпа и теплый плащ, так как дул довольно резкий ветер.

По мостовым мчались экипажи и фиакры, по тротуарам двигались люди, но СанДок, судя по всему, очень спешил, потому что бесцеремонно расталкивал всех встречных.

Наконец он вошел в дверь большого дома, где надпись над воротами извещала, что здесь можно получить напрокат всевозможного рода экипажи.

Сандок, казалось, знал расположение этого дома, потому что сразу направился к конюшням.

— Карету в Сен-Клу,— сказал он в окно конторы,— с двумя хорошими рысаками и сейчас же! Вот деньги!

И бросил на подоконник десять франков.

Не прошло и четверти часа, как со двора выехала легкая карета, запряженная двумя молодыми, превосходными рысаками.

Приказав кучеру ехать во дворец Сен-Клу, Сандок уселся в экипаж.

Лошади быстро мчались по улицам и вскоре свернули на дорогу в Сен-Клу.

Если бы Сандок отправился пешком, то опоздал бы к началу бала, на который он хотел взять с собой Моро, и потому с готовностью пожертвовал собственными деньгами, которые скопил за несколько лет.