— Я знаю, осужденным часто сулят золотые горы, чтобы добиться от них правдивого признания, но эти обещания никогда не выполняются!
— До сих пор вы мне казались отважней женщиной! Что ж, если я действительно таков, каким вы меня воображаете, вам все же остается почетная роль Клеопатры, готовой лучше умереть, чем попасть в руки неприятеля. Нет-нет, сударыня! Мне необходима записка, и вы потрудитесь ее написать и дать деньги, чтобы обеспечить наше бегство. Вот видите, я совершенно откровенен с вами. Сядьте к столу1 Вот бумага, а вот и перо. Сделайте сперва маленькую пробу, удастся ли вам подделать почерк вашего бывшего супруга.
Леона колебалась, по-видимому, обдумывая свое ужасное положение.
— Ну, так и быть,— наконец решилась она,— диктуйте, милостивый государь!
Фукс, улыбаясь, пододвинул к письменному столу графини кресло.
Леона уселась и взяла перо, рука ее не дрожала.
— Попробуйте сперва написать вот на этом листке, удастся ли вам. Итак…
И Фукс, прохаживаясь взад и вперед по будуару, продиктовал следующее:
«Податели этого приказа должны быть немедленно перевезены в Лондон на моем паровом бриге». Слева внизу: «Старшему помощнику «Германии», находящейся в Гаврском порту».
Леона кончила писать; Фукс шагнул к Ней и сбоку посмотрел на бумагу.
— Отлично сработано! Этот черновик может послужить нам оригиналом! Приложите еще печать, и все будет в порядке. Представляете, какую шутку мы сыграем с князем, каким посмешищем он станет! Быть осмеянным — что больнее и чувствительнее этого наказания! Мы используем для бегства его же собственный корабль! Ну, так решайтесь же скорее! В следующую ночь мы будем в Гавре, через два-три дня — в Лондоне. Положитесь на меня, графиня, и наше дело будет выиграно!
— Будем надеяться… Вот вам бумага с печатью! Вы говорили о каких-то деньгах, которые потребуются для путешествия.
— Я думал, сударыня,— сказал Фукс, кладя бумагу в карман своего сюртука,— что вы, как и всякий при подобном банкротстве, частным образом позаботились о своей денежной шкатулке! Без денег же…
— Барон заведовал моей шкатулкой; у меня в письменном столе едва ли найдется и тысяча франков!
— Это ничтожно мало, вы должны мне дать по крайней мере в сто раз больше для этого путешествия!
— Вероятно, мне выдадут мои деньги из капитала барона…
— Барон обманывал вас, как только мог, сударыня; кроме того весь капитал и все имущество вашего друга достались казне. О, мне вас очень жаль!
— Я достану денег!
— Сейчас?
— Завтра около полудня. Вы ведь собираетесь везти меня в Гавр только следующей ночью!
— Завтра к полудню будет поздно, сударыня, наш план провалится. Я не могу еще раз прийти сюда из опасения быть схваченным.
— Так вы бросаете меня?!
— Увы, сударыня…
Леона встала; руки ее судорожно сжимали спинку кресла, глаза метали молнии! Она была оставлена на произвол судьбы даже этим негодяем, перед которым унизилась настолько, что открыла ему свою душу и готова была бежать вместе с ним.
Испытание было слишком велико даже для такой сильной и волевой женщины, как графиня Понинская! Руки ее напряглись, губы задрожали, в эту минуту она готова была задушить этого низкого человека.
Фукс заметил перемену в ней, охватившее ее отчаяние; зная решительность и энергию графини, он следил за каждым ее движением, но он не боялся ее и даже не испытывал жалости или сочувствия, поскольку она ничем больше не могла быть ему полезна.
Он откланялся — вежливо, но с насмешливым выражением, не спуская с нее взгляда.
— Забудьте, графиня, что я был у вас, и постарайтесь уладить свои дела без меня. |