— Нет, не настораживает, Мартин; когда темно, то не видно, какого цвета у меня лицо.
— Что же сказал тебе монах?
— Монах долго не хотел разговаривать со мной, он был очень осмотрителен, но Сандок поворачивал разговор так и сяк, и монах все-таки проронил несколько слов о двух монахинях.
— О двух монахинях? Кажется, ты напал на ложный след.
— Нет, не ложный, Мартин, а самый настоящий. Чужестранный монах увез несколько месяцев тому назад двух монахинь: одна была беглянка из испанского монастыря, а вторая новенькая и молодая.
— Но как же теперь узнать об их дальнейшей судьбе? Ты думаешь, что монахи любят болтать? Кроме того они, может быть, и сами не знают, кто была эта девушка-немка.
— Мне незачем расспрашивать монахов, я должен поговорить с графиней.
— Ты думаешь, что она примет тебя в своем дворце и выложит все нужные сведения? — Мартин громко рассмеялся.— Тебе, негру, слуге князя Монте-Веро?
— Масса потребует ответа от графини,
— Это все вздор! Господин Эбергард никогда не войдет в ее дворец; но главное в том, что графиня не даст ему никакого ответа.
— Масса принудит ее отвечать.
— В этом я очень сомневаюсь. Господин Эбергард презирает графиню и не станет ни стращать, ни принуждать ее к чему-либо. Другое дело, если бы ты мог привести ему Фукса.
— Сандок слышал от Мартина, что масса может расправиться с графиней и заключить ее в тюрьму.
— Он действительно имеет на это право, потому что графиня во многом виновата перед ним. Но господин Эбергард слишком благородный человек, чтобы пользоваться подобными средствами.
— Это ненужная жалость; для того, чтобы обезвредить графиню, все средства хороши.
— Я согласен с тобой, Сандок, но господин Эбергард думает иначе.
— Но как же ему в таком случае спасти свою несчастную дочь?
— Если бы господин Эбергард даже был уверен, что графине известно ее местопребывание, он не мог бы рассчитывать на ее признание — она наверняка солгала бы.
Сандок призадумался; внезапно лицо его озарилось улыбкой, толстые красные губы открыли ряд белоснежных зубов; в голову ему пришла какая-то счастливая мысль, и он воскликнул:
— О, масса не сможет сказать, что у него плохой шпион! Завтра Сандок все узнает.
— Ты скорчил дьявольски радостную рожу.
— Сандок очень рад, потому что он нашел средство.
— Какое средство, скажи-ка мне?
— Только не сегодня. Мартин не будет больше смеяться над Сандоком; шпион князя исполнит свое дело хорошо.
— Ты задумал что-то очень таинственное. Дай мне хоть какой-нибудь намек, я не выдам тебя.
Негр хитро засмеялся.
— Если масса не найдет, дороги во дворец графини, то ее отыщет Сандок.
— Как, ты хочешь проникнуть в Ангулемский дворец?! Не делай этого, а то, пожалуй, разгневаешь господина Эбергарда.
— Другого способа не существует, Мартин. Масса не узнает, что Сандок был во дворце, а графиня тоже ничего не узнает.
— Разве что так… Ты всегда был необыкновенно ловкий шпион, как и все чернокожие; ты умеешь как-то особенно пригнуться и, подобно угрю, проскользнуть там, где никто из прочих смертных не сможет пробраться; так покажи же свое искусство, негр! Если тебе удастся напасть на след похищенной, весь свой век я буду называть тебя своим братом.
— Мартин и теперь может называть Сандока братом, потому что дочь масса все равно что найдена.
— Черт возьми, у тебя, должно быть, необыкновенная голова, если ты так уверен в своем успехе; но я все-таки прежде должен узнать, как ты провернешь это дельце, и потому ночью займу твое место во дворце. |