Как утомительно это будет для них.
— О, это уже утомительно. Бейби знает, что я вне шоу, да?
Коул взглянул на камеру.
— По закону, она может использовать изображение твоего затылка, но не твое лицо. Все это, — он жестом показал на улицу — тут слишком громко, чтобы подобрать какой-то трек, но… хочешь зайти внутрь?
Я думала над тем, каким в некотором смысле черным удовольствием было анонимно пометить свою территорию, давая фанаткам знать, что у него уже кто-то есть. И мои волосы выглядели великолепно со спины.
— Нет, — ответила я. — Пей свой кофе.
Коул сделал еще глоток. Он поморщился. Я протянула пакетик сахара, который спрятала за своей чашкой, и он выхватил его. Пока он сыпал его в свой уже и без того идеальный латте, я взяла телефон Бейби. Он был довольно хорошим.
— Посмотри, как он лежит в руке, — Коул критично прищурился на телефон в моей ладони. — Он уважает тебя. Знаешь, ты могла бы быть Коулом Сен-Клером.
Я рассмеялась, немного жестче, чем было необходимо.
— Ох, я так не думаю. Эта позиция уже занята кем-то сверхквалифицированным.
— Я имею в виду, ты могла бы быть моим голосом. Попробуй. Скажи что-то.
Я послала ему уничтожающий взгляд. Но правда была в том, что, хоть Коул и был сложным существом, его личность была довольно предсказуема. Я открыла твиттер и напечатала: привет-привет-привет мир.
Я опубликовала пост.
Должна заметить, это было как-то увлекательно.
— Что я сказал? — спросил Коул.
Я показала ему.
— Я не использую пунктуацию, — сказал он. — Я также использую множество этих штук, — он согнул руки по обе стороны своего лица, чтобы продемонстрировать. — Скобки.
— Ты хоть прочитал это?
— Да. Я знаю. Я любовался этим. Позволь мне увидеть это снова. Да. Это великолепная идея. Это освободит мне время для всяческих штук.
— Вроде валяния на полу и увольнения хороших людей?
— Эй, я не говорю презрительно о твоей работе. К тому же, я собираюсь идти в студию после обеда.
Я изучала его лицо, чтобы понять, что он чувствовал по этому поводу, но он находился перед камерой, так что его лицо было красивым и регулируемым, и зафиксировано оно было на проработанной, высокомерной релаксации.
— Ты можешь прийти, — сказал Коул. — И быть моим… как это называется? Голым человеком? Нет. Музой. Ты можешь быть моей музой.
Я подняла бровь.
— У меня урок. Возможно, если ты сделаешь все домашнее задание, я приду и дам тебе золотую звездочку.
— Ох, — сказал он. — Я тоже могу дать тебе одну. Я полностью взаимен.
— Ты так великодушен.
Коул раздвинул пальцы на восемь дюймов, потом передумал и изменил на десять.
Девушка из-за прилавка подошла с подносом.
— Вот ваш кл…
— Шш… — сказала я. — Это сюрприз. Для него, я имею в виду. Закрой глаза, Коул.
Коул закрыл глаза. Улыбаясь нам обоим, официантка поставила тарелки. Она оставила нас, но я заметила, что она ждала по другую сторону двери все с той же любезной, упреждающей улыбкой на лице. Было странно чувствовать себя причиной такого приятного выражения лица.
— Открой рот, — командовала я Коулу. Я трудилась над созданием того, что, как по мне, было небольшим кусочком клубничного пирога из муки грубого помола на вилке. Это заняло больше времени, чем я ожидала.
— Он открыт, — сказал Коул. — На случай, если ты не заметила.
— Так держать. |