Со мной было что-то не так, потому что иногда мне было плевать. Со мной было что-то не так, потому что иногда я хотел этого.

Мы боимся смерти; мы боимся пустоты; мы изловчаемся, чтобы сберечь свой пульс.

Я был пустотой.

Чего ты боишься? Ничего.

Но мой взгляд уже метался по ванной в поисках выхода.

Вероятно, мне не хотелось жить. Вот почему я плелся по этому пути. Биология сформировала меня, затем взглянула и поинтересовалась, о чем она, черт возьми думала, и выкинула в бак с отходами.

В случае чрезвычайной ситуации потянуть за шнур.

Я согнулся у стены, дыша в свои ладони. Однажды Виктор сказал мне, что он никогда не задумывался о самоубийстве ни на секунду даже в свои самые темные времена. «У нас всего одна жизнь», — сказал он.

Даже когда я был счастлив, я чувствовал, будто всегда искал край жизни. Ее швы.

Я идеально подходил для того, чтобы умереть.

Я посмотрел на шнур от жалюзи в ванной.

Я подумал о радости от записи трека немного ранее в этот же день.

Я попытался возобновить ее в себе, но это была задача повышенной сложности. Каждый химический переключатель во мне кричал «прочь, прочь, прочь», так что счастье было невозможным.

Я обхватил уши руками, имитируя наушники, и проиграл у себя в голове созданную мною песню — что-то, что еще не существовало сегодняшним утром.

Лица моих родителей.

Я поднялся на ноги.

Мне нужно было… не чувствовать. Хотя бы несколько минут.

В любом случае, это было все, что я собирался получить.

Чистый, несокрушимый, совершенный. Я был всем этим, и вот к чему это привело.

Я вернулся в спальню, чтобы взять вещи, необходимые для запуска превращения. Не просто превращения, а дикого, воющего перевоплощения, которое сломает меня. Не все мои волчьи эксперименты привели к хорошему концу. Сейчас я не хотел хорошего конца. Крошечная логическая часть меня подумала, что тщательный процесс помог бы. Напомнил бы мне о причинах оставаться человеком. Дал шанс успокоиться. Напомнил о других способах, которыми я научился подавлять это чувство в себе.

Но, казалось, это только усиливало его. Даже несмотря на то, что я двигался медленно и методично, время толкало и швыряло меня — и прошлое, и будущее. В конечном счете, я без особых усилий вызвал в себе воспоминания о том, как делал это или что-то вроде того бесчисленное количество раз.

Мой мозг вернулся обратно к Сэму в Миннесоту, который так ненавидел волка. Я мог услышать его голос, когда он говорил мне, что я стираю всю свою сущность, делая это. Я терял все хорошее в себе. С какой ненавистью я отбрасывал все это прочь. Виктор умер в волчьем обличье, борясь за человечность, а я отказывался от нее просто так.

Я говорил себе это снова и снова.

Но это было бесполезно. Я уже знал, чем это закончится.

Хоть в ванной был только я один, казалось, будто кто-то или что-то еще было здесь со мной. Темная сущность, клубящаяся в углу, парящая у потолка. Насыщающая темноту внутри меня или же питающаяся ею. Все мы — пользователи и средства.

Я отрыл воду в душе и присел на край унитаза, в одной руке шприц, в другой — телефон. Я набрал номер Изабел. Я не знал, что сказал бы, если бы она ответила.

Я знал, что она все равно не ответит.

Звонок перевелся на голосовую почту. Несколько минут я наблюдал, как галлоны воды из душа стекают в сток. Я подумал о том, что снаружи была пустыня. А затем воткнул в себя иглу.

Боль напомнила мне, что это работало.

Я уткнулся затылком в стену и ждал, пока это меня изменит или убьет, и, честно говоря, мне было плевать, что именно произойдет. Нет, не плевать. Я надеялся, что случится и то, и другое.

Вещество, которое я ввел себе в вену, прорывалось через кровеносную систему в мозг. Добравшись к нему, оно царапало, било и кусало мой гипоталамус, посылая один и тот же сигнал:

Боль рассеяла все мои мысли.