Еды уже не оставалось, только вода, да и то фляги скоро покажут дно. При этом никто не ныл, все прекрасно понимали, что идём в последний бой, так что можно и на подкожном жиру продержаться. Разве что Сэм, ещё не до конца проникшийся всеобщим настроением, с тоской спросил:
— Мы все умрём? — в его словах была робкая надежда.
— Нет смысла говорить об этом, парень, — Эванс обнял его за плечи, — ты ведь уже мёртв. Как и я, как и все мы. Нам дали возможность пожить ещё немного. Скорее всего, когда мы будем не нужны, то отправимся в ад, где нам самое место. Хотя, могут быть варианты. Вот разбудим Велика, тогда и попросим что-нибудь у него. Если будет в хорошем настроении, то сохранит нам жизнь.
— Хорошо бы, если так, — Сэм совсем по-детски шмыгнул носом, — тогда нужно идти, никто, кроме нас, его не разбудит.
— Да тебе в ВДВ служить надо, — я рассмеялся, — никто, кроме нас. Пошли.
И мы пошли, всё-таки отсутствие прогресса давало о себе знать, расстояние, которое в нашем мире преодолевалось за час, здесь отнимало сутки. Не говоря уже о затраченных силах.
К вечеру слева стала видна гора с пирамидой, вот только отворота мы не увидели. Придётся либо спускаться вниз и искать новую дорогу, либо лезть по скалам. Глядя на почти отвесные каменные склоны, приходилось первый вариант отвергнуть. Значит, снова придётся вернуться в густонаселённые районы. Как нас там встретят, было неведомо.
Ночевать пришлось на дороге, но хоть с питанием мы вопрос решили, прямо к нам выехал немолодой крестьянин на скрипучей крестьянской телеге, запряжённой парой быков. На телеге той были навалены мешки с зерном, которые он, надо полагать, он вёз на продажу. Быки были транспортом мощным, но скорость давали черепашью. Остановив крестьянина, мы объяснили ему, что впереди завал, и он никуда не проедет. Он нам поверил и, ничего не проверяя, просто стал разворачиваться. Но мы его остановили.
— А что у тебя в телеге? — спросил Эрнесто, положив руку на револьвер.
— Зерно, — без тени испуга ответил крестьянин, они тут жили настолько мирно, что вовсе не боялись преступников, — везу его на винокурню, по ту сторону гор, своей-то у нас нет, вот и приходится туда возить.
— А продай его нам, один мешок, — предложил Эванс, шикнув на Эрнесто, который уже приготовился к разбою. — Быкам будет легче, и ты хоть что-то заработаешь.
— Берите, — крестьянин кивнул на мешки.
— Серебро, — сказал Эванс, протягивая два блестящих кирпичика, — хватит?
— Конечно, — с улыбкой ответил он, — за это всю телегу отдать могу.
— Всю телегу не нужно, — успокоил его Эванс, — только один мешок.
— А что ты скажешь о землетрясениях? — спросил я, — это действительно гнев Велика, как все говорят? Многие считают, что не переживут его.
— Я так не считаю, — начал объяснять крестьянин, — он гневается на тех, кто его потревожил, но мы здесь не причём, мы всегда верно служили ему. Вряд ли он станет уничтожать весь остров, он милостив к людям. Кто-то, возможно, погибнет, но остальные будут жить, как раньше. Я вот не боюсь. Но семье своей велел спать под открытым небом.
— А воды у тебя нет? — спросил я, стаскивая с телеги мешок.
— У меня только один кувшин, и он почти пуст, — он развёл руками, — но если вы сойдёте намного в сторону от дороги, вот здесь, то увидите ручеёк, небольшой, но вам хватит.
— Спасибо, удачи тебе, — сказал ему Эванс, крестьянин благодарно кивнул и поехал по дороге в обратную сторону.
— А как попасть к главному храму? — крикнул я вдогонку. |