Он попятился, я знала, что рядом находится боковая дверь, видела ее мельком, туда-то виконт и шел.

— Ты не посмеешь ее тронуть, — сказал Реми.

— А если даже и посмеет, — сказала я, — это неважно. Правда ведь неважно, виконт?

Он озадачился. Мне же хотелось смеяться. Я не боялась его ни капли — ни его кинжала, ни его злости. После стольких лет ожидания страх испарился, словно утренняя роса. Лезвие холодило кожу, и только. Смерть стояла не за моей спиной — за его.

— Вот убьете вы меня, и что? Я вас не боюсь. Вы мразь, выродок; благородная девушка не должна знать таких слов, но это о вас — и я знаю. Давайте, пытайтесь бежать, все равно не сбежите. Остаток жизни проведете за решеткой или в сточной канаве. Вы больше не человек. Вы осужденный.

Рука его дрогнула, шее стало теплее, что-то побежало за вырез платья — наверное, струйка крови. Виконт двинулся к двери, таща меня за собой. Я видела, как поднимаются мужчины в зале. Видела мельком лицо отца. Хлопнула дверь, и нас обнял дождь.

Глава 17 Post tenebras lux

Капли забарабанили по коже. Виконт тащил меня меж деревьями, а я смеялась. Я хохотала так, что он был вынужден остановиться; белые стены церкви призрачно светились в надвигающихся сумерках. Кинжал исчез от моей шеи, виконт встряхнул меня сильно. Он глядел на меня с подозрением, как на городскую сумасшедшую.

— Будешь орать, убью.

— Да не стану я орать, — сказала я, — ты далеко все равно не уйдешь.

— Это верно, — сказал Реми, — он не уйдет.

Реми был один. То ли уболтал остальных оставить эту битву ему, то ли они все сообща решили, что так лучше. Впрочем, у стен церкви я видела фигуры — они приближались, окружали нас, и я поняла, что одни мы не останемся.

Было полутемно и холодно. Дождь усиливался. Волосы мои намокли и стали тяжелее, за шиворот капало.

Из ладони Реми словно росло узкое лезвие.

— Оставь в покое девушку, Мальмер. Хочешь помахать оружцем — помаши со мной.

— Ладно, уговорил.

И вот виконт отталкивает меня, я едва не падаю, отлетаю прочь, удерживаюсь за дерево, его жесткая кора впивается мне в ладонь. Двое мужчин стоят друг напротив друга, и по ним течет дождь. Виконт перебрасывает кинжал в левую руку, в правую берет вытащенную шпагу, драгоценности на гарде подмигивают искрами, словно насмехаются.

Серебро парижских сумерек, мокрое качанье деревьев, огрызок неба где-то в вышине; и вот Реми делает шаг навстречу виконту, полоски стали сшибаются, ливень гасит брызнувшие искры; на сей раз я вижу, что происходит. «Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладезя бездны, она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя». Бездна обрушивается на нас, бездна, в которой нет правых и виноватых — есть только тот, кто несет справедливость Господню, и тот, кто ей противостоит.

Взметаются руки, напряжены лица, белая рубашка Реми липнет к телу, свободный камзол виконта не стесняет движений, враг наш бьется кинжалом и шпагой, наносит резкие отчетливые удары, и вот на плече Реми расцветает крохотный красный цветок; свистит клинок, рукав виконта рассечен тоже. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь.

Бог оставил нас самим себе — а сам глядит с небес, чтоб мы не ошиблись.

Реми сражался хуже виконта, конечно же, тот, несмотря на лета, всегда слыл искусным фехтовальщиком. Я видела, как Реми отступает, как старается пробить брешь в защите противника, как иссякают его силы.