Мда… Собеседник мне попался прямо-таки златоуст. Так умеет рассказать, это, того… ни черта не понятно. Но пока он объяснял про романтик Улки и Вершилы, при этом краснея и бледнея, что даже в потемках было заметно изменение цвета лица, я успел избавиться от веревок на руках.

Итак, появился я тут более года назад. Пришел на коне, да еще и с заводным, а еще…

— И где это все? — перебил я рассказ парня.

— Так при храме и осталось, — отвечал рассказчик.

Виру он хочет? Вот же гад! Судя по рассказу, на мне было добра весьма и очень много. Оружие, доспехи, кони, может еще что. Но сейчас до правды не докопаюсь.

А что еще про меня рассказать, так и нечего. Пришел в город, стал молиться, от церкви далеко и не уходил и все молчал, все прощал. Я сам стоял на коленях и умолял Илью выгнать беса, помочь разобраться с тем, что со мной произошло и почему я тогда, с половцами… Я не говорил, я все это написал. Вот, значит грамотный, это мне в плюс. Долго мурыжил меня священник, все обхаживал, да словесными кружевами опутывал, проникая прямо в создание и деформируя уже надломленную психику.

Тогда и Улка и Вершило, да и священник Илья, стали откровенно издеваться надо мной. А все верил в то, что мои бесы покинут меня, что я проклятый, что все терпеть должен и тогда…

Вновь нахлынули воспоминания и опять разболелась голова. Но в этот раз я смог сдержаться и почти не показать вида. Вместе с тем, получалось отвести подозрения и доказать, что я есть я. Пришли мысле-образы, которыми я мог отвести подозрения в своей бесовской натуре.

— С тех пор на мне и уборка и дрова и скотину присматривать, — стал я дополнять рассказ… ясно в общем.

Рабство. Это было натуральное рабство. Вместе с тем, я прежний разгребал все дерьмо, не отвечал на унижения, мне приносили милостыню, когда Вершила и Улка рассказывали слезливые истории, побуждая людей нести еду. И за это меня кормили, и не так, чтобы хорошо, овсяная каша из зерен — основная еда.

— А как тебя зовут, убогий? — спросил я.

— Спиридоном кличе святой отец Илья, — я увидел проступившие слезы у парня. — Отпусти, я же и так все скажу, без утайки. Неча мне таиться от тебя, нам еще разом жить.

— Чего? — я опешил и даже отпустил руку дьячка. — Я жить с тобой не буду.

— И я не буду, я не энто… ну то самое… стало быть, — вновь стал мямлить Спиридон.

Спирик, Спирка… и все равно на ум приходит спирт. Наверное, я бы даже выпил чуток, было бы чего. Не любитель я этого дела, но повод-то какой! Отметить бы событие, что остался жив здоров.

С горем пополам я смог понять дьячка, как и выяснить чего он от меня хочет. Спирка разговаривал со мной, как с юродивым, неполноценным человеком. Ну а как иначе? Столько терпеть унижения и боли, отдать свое имущество запросто так? Да я и сам бы такого считал придурком. И сейчас, когда я явно другой, Спиридон не изменяет своего отношения ко мне. Ничего, еще изменит, если все-таки я решу, что нам, пусть и временно, пусть до калитки из города, но по пути.

Все достаточно просто: молодой парень возжелал сбежать с того места, которое считает тюрьмой. Он даже обвинил настоятеля церкви в том, что тот тайно ходит на капище некоему Чернобогу. И я ему в помощь, так как всякий обидит слабого, даже если он будет в рясе.

И вот этот Илья и обманщик и всяко греховный человек и не дает таланту Спиридона раскрыться. А вот он, Спирка, стало быть, умнейший человек, читать, писать и счету обученный, Книгу наизусть почти всю знает.