Однако ничего в общественных настроениях не изменилось и после смерти Распутина: пыл борьбы «с темными силами» не остыл. Нападки и поношения Венценосцев, особенно Александры Федоровны, приняли характер истерии. На Ее имя шел поток анонимных писем с угрозами; к Ней, без всякого стеснения, обращались высокопоставленные дамы и родственники с оскорбительными обвинениями.

Княгиня Софи Васильчикова прислала Александре Федоровне «от имени всех русских женщин» откровенно оскорбительное послание, где называла Царицу (!!! — А.Б.) — «несчастьем России». Даже форма письма была специально непочтительной: оно было небрежно написано на двух листках, вырванных из блокнота!

Императрица была оскорблена. Лили Ден вспоминала: «Дело было вовсе не в том, что письмо на клочке бумаги, адресованное Монархине, являлось нарушением этикета, а в ужасных обвинениях, ядовитой враждебности послания, которое сначала разгневало Ее Величество, а затем глубоко огорчило. Рассказывая мне об этой гнусной цидульке, Государыня горько плакала».

Смерть Распутина ничего не изменила ни в умах, ни в поведении высшего общества. В своих воспоминаниях А.А. Вырубова зафиксировала один позорно-гротесковый эпизод. К ее сестре Александре (Але) однажды утром «влетела ее belle Soeur (свояченица) госпожа Дерфельден со словами: “Сегодня мы распускаем слухи на заводах, что Императрица спаивает Государя, и все этому верят». Самое печальное было не в том, что какая-то светская злопыхательница разносила клевету, а в том, что — «все верили”».

Мачеха Дмитрия Павловича княгиня Ольга Палей, к тому времени превратившаяся из некогда почитательницы «отца Григория» в непримиримого критика «распутинцев» [24 — Княгиню не смущало, что к ним относились близкие ей люди: сестра Любовь Валерьяновна, племянница Муня Головина, сын Александр (Пистолькорс) и его жена Александра Александровна (Танеева).], в эмиграции писала об убийстве Распутина. «Вообще-то подобного зверства не объяснить. Но в данном случае есть объяснение: средства оправдывала высокая цель — спасти Государя даже вопреки Его воле».

Примерно то же самое утверждал и Дмитрий Павлович, уверенный, что необходимо было избавить Императора от «темного влияния». И тогда, как грезилось Великому князю, «Государь примкнет к тем, кто видит в старце корень многих бед — таких, как назначение Министров кретинов, волшба и столоверчение при Дворе, и прочее, и прочее».

Это говорил человек, который много лет являлся своим в Царской Семье, кто называл Александру Федоровну «Мамой». От чего «прочего» надо было «избавлять Императора», соучастник убийства не объяснил. Но ведь и того, что сказал, достаточно. Не было ведь ни Министров «кретинов», ни «волшбы», ни «столоверчения». Он должен был это знать, но находился в такой стадии маниакального помешательства, что видел никогда не бывшее.

Александра Федоровна о подобном настроении умов знала, знала, что Она давно превратилась для некоторых родственников в постоянный объект насмешек и шельмования. Лили Ден Она в сердцах признавалась: «В чем же Меня обвиняют? Григория больше нет в живых. Неужели эти люди не могут оставить меня в покое?» Не могли оставить.

Даже некоторые из тех, кто пережил Революции, а затем существовал в эмиграции, имя Убитой Царицы в покое не оставляли. Писали, писали и писали без конца почти сплошь глупости и гнусности. Не только один М.В. Родзянко тем отличился.

Убийство Распутина раскололо Династию. Все бывшие неудовольствия и антипатии выплеснулись наружу. Великокняжеская фронда из гостиных переместилась на общественную арену. Великие князья и княгини в большинстве своем однозначно встали на сторону убийц. Дмитрий Павлович и Феликс Юсупов, хотя и были «невропатами», но стали вдруг «жертвами злой воли» Императрицы.