— Не знаю. Нет! Нет!

— Да почему же нет?! — разозлилась она и вскочила. — Что за детский сад, ей-богу! Когда ты повзрослеешь? Для тебя это все игрушки, а для него, может, последняя возможность присутствовать при рождении своего ребенка! Какое право ты имеешь лишать его этого?! Кто ты вообще такая? Что ты сделала в этой жизни? Разве ты заслужила, чтобы такой человек, как Пол, сходил по тебе с ума? Я всю жизнь вкалывала, как папа Карло! Я сама сделала и себя, и свою жизнь, а он… он… мой шарик.

Я так давно не видела свою тетку плачущей, что меня охватило нечто похожее на ужас, будто мраморная статуя вдруг отерла пот со лба. Ни вскочить, ни обнять ее мне и в голову не пришло. Я сидела словно пригвожденная, и во все глаза смотрела, как уродливо кривится ее обычно твердое лицо. Она подвывала и растирала по щекам слезы, а я, вместо того чтобы утешить, спросила:

— Какой шарик, Рита?

— А-а! — завопила она так громко, что мои родители тотчас влетели в комнату.

Они наперебой спрашивали у меня, что случилось, а я понимала только одно: Рита любит его почти так же сильно, как я.

Весь тот вечер я могла думать лишь об этом. От окна, которое я так и не удосужилась заклеить, пронзительно дуло, а я сидела на ковре, обложившись набросками будущего портрета, и рассказывала Лане обо всем, что произошло.

— Она поедет еще, — Ланин голос даже скрипнул от напряжения.

— В Лондон? Это не так просто. Это знаешь, какие деньжищи!

— Поедет, — упрямилась Ланя. — Она всегда добивалась своего. Добьется и Пола.

Скомкав очередной испорченный лист, я запустила им в Ланю:

— Не смей меня пугать! Я — беременна. Мне нельзя волноваться.

Комок бумаги упал, не долетев до нее. Ланя придавила его узкой ножкой и безразлично посоветовала:

— Вот и не волнуйся. Забудь.

— Нет, Ланя… Ты просто этого не понимаешь. Ты ведь не совсем человек… Как я могу его забыть, когда я вся пропитана им? Слава уехал, и я сразу почувствовала себя свободной. Мне стало так весело! А сейчас мне не хочется никакой свободы. И веселья не хочется. Я поняла теперь: все мои идиотские поиски себя, эти съемки, ночные приключения, — все это я делала ради Пола. Ведь до него мне и в голову не приходили такие номера. Когда же появился Пол, я поняла, что действительно должна стать той звездой, какую он видел во мне. Ты понимаешь? Разве такой невероятный мужчина смог бы долго любить самую обыкновенную девушку? Вот я и пыталась что-то сделать… Да, видно, совсем не то…

Ланя снова подала голос. В сумерках он прозвучал совсем бледно, и все же ударил меня:

— А Рита знает, что делать…

— Не говори о ней, пожалуйста! — попросила я. — Мне и так мерещатся всякие ужасы.

— Разве твои кошмары уже не оборачивались реальностью?

Мне сразу вспомнился бор в последний день своей целостности, люди с пилами, кровь на траве, раненый мужчина у сосны. Тогда мое жуткое видение материализовалось и даже оставило в животе растущий след.

— Нет, Ланя. Он не может…

— Не может? Да ты вспомни, какой он! Твоя Рита лишь притронется к нему, и он сразу начнет раздеваться!

Я с отвращением крикнула ей:

— Ты стала пошлой! Уходи от меня!

Даже не обидевшись, она спросила:

— Как же ты будешь одна?

Прижав к животу руки, я сказала:

— Я не одна. Тебе такого никогда не испытать.

— Ты надеешься вернуть его этим?

— Нет! Но…

— А вдруг будет поздно? Рита…

— Хватит о Рите! — завопила я и зачем-то расшвыряла по комнате сложенные пачкой чистые листы.