Дверь снова заскрипела.

Что-то в этом отчаянном звуке говорило о пустоте, о покинутом доме с мертвым хозяином на полу и об одинокой женщине дрейфующей в пустынные горы.

Со слабым стоном, будто от боли, донья Франциска повернулась и выскочила на улицу.

23. Ночь на лысой горе

Покинутый дом. Мертвец на полу и одинокая женщина в горах… И раньше-то был кошмар, а теперь просто квинтэссенция ужаса. Мелодрама? Этот иронический термин принадлежал к другой жизни, в которой такого не случалось. А это случилось. На самом деле. И она в самой гуще событий, теперь, здесь.

Ее распростертое тело стало сгустком боли и страха, душа онемела от поражения, она не могла отвести глаз от трупа. Это реально. Это происходит. С ней, Дженнифер. Здесь, теперь.

Она забыла о Стефане и его долгих дорогах, почти не думала о Джиллиан и ноже, который следует за ней в темноте, оказалась в вакууме страха. Время застыло, только часы отсчитывали секунду за секундой в темном колодце маленькой комнаты. Так же безнадежно скрипя, будто писк мыши в покинутой мельнице, дверь приоткрылась еще на дюйм. Сломалось полено, от него отлетели языки желтого пламени, маленькие искры прикоснулись к телу, на котором сконцентрировался ее беспомощный взгляд. Дверь снова заскрипела, еще одно призрачное движение. Мурашки побежали у Дженнифер по позвоночнику. Пламя играло, и можно было поклясться, что мертвец начинает шевелиться.

Он шевелился.

Голова Дженни упала на бок на подушку, глаза так напряглись, что, казалось, лопнут глазные яблоки. Тело одеревенело. Она придержала дыхание, ее охватил новый ужас. Труп лежал лицом вниз на кухонном полу. Он шевелился. Дрожь в его плечах. Заметное движение головы. Теперь рука. Она заскребла по каменному полу, упала плоско, ей больно. Поползла под тело, будто захотела схватить рану от ножа. Резкий звук дыхания, почти свист сквозь стиснутые зубы. Тело опять затихло, сгрудилось вокруг своей боли, как еж, защищающий нежное брюшко от нападения.

Неожиданно оно будто получило прилив сил. Другая рука пошла вниз. Буссак напряг верхнюю половину тела, медленно оторвал ее от пола. Очень долго он оставался в таком положении, застыл с раздувшимися мускулами плеч, будто мрачная статуя — символ боли и бесплодных усилий. Потом он подтянул под себя одно колено и приподнялся со стоном. Секунду казалось, что усилие было слишком большим, он качнулся вперед и упал бы, но стукнулся плечом и удержался. Казалось, инстинктивно рука поднялась и ухватилась за верх стола. С таким мучительным усилием, что одно наблюдение заставило вспотеть плечи Дженни, мужчина выпрямился и оперся сжатыми кулаками на стол, дышал болезненными всхлипами.

Он стоял почти без движения, только конвульсивно прикасался рукой к раненому боку и отчаянно пытался дышать, а часы в углу мерно отсчитывали время, и слабые звуки огня заполняли тихую кухню, заглушая рев урагана за стенами. Мужчина стоял, опираясь на руку, Дженни наблюдала за ним, ветер стучал ставнями и порывами улетал в горы, как темные силы, преследующие Джиллиан…

Пьер Буссак поднял голову. Выпрямился. Одна рука все так же прижата к боку. Другая поползла по столу, задевая посуду, обыденный стук странно звучал в зловещей тишине. Рука что-то нашла, сжалась. Буссак сильно мотнул головой, чтобы прогнать наваждение боли. Все так же медленно он поднял нож со стола и двинулся к двери спальни.

Эта часть кошмара уже происходила. Уже однажды Дженнифер затихала в своих путах, наблюдая, как он приближается к кровати. Но наступает момент, когда ужас убивает сам себя, ничего уже не пугает. Дженнифер, к счастью, перешла эту границу. Она просто тихо лежала, спина немного изогнулась, образовала арку, будто собиралась пружинить под ударом ножа.