– Лежава, будем знакомы, – сказала Валерия, встряхивая руку девушки.

– Сорокина, – в свою очередь весело представилась Люба, отвечая на рукопожатие поцелуем в щёку. – И да, в прошлом году я даже не помышляла о том, чтобы начать с тобой встречаться. Я тебя только сейчас по-настоящему увидела… В тот вечер, на шашлыках, когда ты пела.

Она освежила виноград, ещё раз ополоснув его, и поставила тарелку на постель. Его бархатистая, покрытая сизовато-розовым румянцем кожица, мерцая капельками воды, дышала прохладой. После каждой ягодки они окунались в сочные, тягучие и клейко-сладкие поцелуи, и Валерия понемногу начала снова заводиться. Дыхание вновь заскользило по коже Любы, рисуя тёплые завитки на шее, груди и животе, а потом влажный, щекотный жар прильнул между ног, впуская в неё светлые молнии дрожи. Тактично, проницательно, филигранно и беспроигрышно Валерия предлагала те ласки, к которым Люба была сейчас готова, прежде всего заботясь об её удовольствии; опять растроганная до слёз, девушка не могла не отплатить за самоотверженную нежность капелькой смелой инициативы. Они устроились в постели на коленях, лицом друг к другу, притираясь, примериваясь и ища идеальные углы и точки соприкосновения; взгляды и руки не размыкали своего тёплого сцепления, а движения текли анданте – размеренно-мягким, покачивающимся ходом. Почувствовав первые острые проблески, Люба начала ускоряться, но Валерия наставнически-ласково придерживала её пылкий порыв, призывая к обстоятельной неспешности, и снова оказалась права. Без единого неуместного слова, одним лишь упругим, но настойчивым сопротивлением тела она ввела Любу в единственно нужную колею, по которой всё покатилось легко и правильно, с нарастающей щемящей сладостью. На гребне этой «волны» Люба запрокинула голову, кончиками своих длинных волос почти касаясь постели, а Валерия напряжённо приподняла подбородок, подрагивая верхней губой и стискивая зубы. Завершающая нота прозвучала пронзительно и опустошающе, и обе повисли друг на друге в измученном клинче, выруливая дыхание на спокойные обороты.

– Сейчас бы в душ, – мечтательно вздохнула Валерия, устало и умиротворённо растягиваясь на постели. – У меня на участке банька есть… Париться сил уже нет, можно просто так ополоснуться. Пойдёшь?

– М-м, – лениво простонала Люба.

– Пойдём-пойдём, – с поцелуем в ухо щекотно шепнула Валерия, заставляя девушку подняться.

По-летнему душный майский вечер окутал плечи Любы, дохнул в лицо, огладил шею горячей пустынной лаской. Что-то назревало в томительном воздухе, пряталось в пыли под лопухами, покрывало яблоневые кроны тревожной бледностью.

– Вода, наверно, холодная, – невольно поёжилась Люба.

– Да какая ж она холодная? – Валерия набрала два ведра и потащила к бане. – Сегодня жара такая, а она целый день в открытой бочке на солнце стояла – тёплая даже!

Раздевшись в тесном предбанничке, они в полумраке парилки тёрли друг другу спины губкой. В луче света, падавшем сквозь крошечное оконце, Люба разглядела у Валерии с задней стороны плеча какую-то шероховатость кожи – не то ожоговый рубец, не то шрам от сведённой наколки.

– А что тут было? – Она тихонько поцеловала это место.

– Да так… По молодости-глупости наколола какую-то ерунду, потом сводила, – ответила Валерия. – Потри мне ещё вон там, между лопатками… Ага…

Она намылила свои короткие волосы шампунем и ополоснула, а Люба голову мочить не стала: её русалочьей шевелюре пришлось бы долго сохнуть, а фен она с собой не догадалась захватить. Закрутив высокий пучок и закрепив зажимом, она помылась только от шеи до пят.