– И оно последует, – заверил его Кулигин. – Свой гениальный алгоритм я обещаю начертать в течение ближайшего месяца.

– Так быстро? – вскинул брови Кудряш. – Менты девятнадцать лет искали, не нашли. И не найдут.

– Они у нас в Калинове не больно-то расторопны. И у них нет того, что есть у меня.

– Чего, интересно? – с любопытством спросил Борис.

– Головы, молодой человек. В которую заложены основы логики и математики.

– Совсем старик чокнулся, – негромко сказал Кудряш и, обняв Бориса за плечи, повел его в самый конец набережной. Туда, где стояла пока еще не проданная спортивная машина племянника мэра, вызывающая нездоровый ажиотаж в провинциальном Калинове.

– Стасов одет, как принц, – вздохнула стоящая в темноте лавочка нежным девичьим голосом. – Я уж и не думала, что увижу такое. Словно с картинки сошел в глянцевом журнале.

– Ты посмотри лучше, какие мускулы у Кудряша! Говорят, он своими ручищами подкову разгибает!

– Да пусть хоть об коленку ломает. Все равно мужлан. Вот Стасов – это да! Сколько в нем стиля!

– Замолчите обе. Эти двое не про нас. Кудряш вот-вот на Варьке Кабановой женится, а Борьку Стасова дядя куда-нибудь пристроит. Такой товар грех не продать с большой для себя выгодой. Дикой – скупердяй, каких мало. Он из Борисовой красоты выжмет целый капитал. Дикому ведь трех девок надо замуж выдавать. Помяните мое слово, осень в Калинове богата будет на свадьбы.

– Как бы не на похороны. У Дикого в доме – клубок ядовитых змей. Одна Сонька-гадюка, другая кобра. Я про бабку Дикую говорю. Да еще три гюрзы подрастают, Верка, Валька и Любка. А Кудряш – он сам по себе. И не Варьку он любит.

– А кого? – спросила лавочка хором.

– Поживем – увидим.

Глава 4

– Что вы здесь прячете за такими заборами?

– Поживешь – увидишь, – загадочно отвечал Кудряш.

Что до него самого, то он прятал шале, абсолютно нетипичное для Калинова. Черепичная крыша, выступающие карнизы, вьющийся по шпалерам виноград и сияющая вымытыми стеклами огромная веранда, – сплошь натуральное дерево. В окруженном привольными степями Калинове предпочитали строить дома из кирпича, а печи топить углем. Дерево было редким и довольно дорогим материалом.

Внутри шале была все та же наигранная простота, отличающаяся комфортом и уютом. Та самая простота, которая подчас дороже кричащей роскоши и стоит безумных денег.

– У тебя хороший вкус, – удивленно сказал Борис, когда впервые вошел в этот дом, который Стасова сразу покорил.

Борис скучал по уютным альпийским домикам, где, уставший за день на горных склонах, сидел у камина с кружкой глинтвейна. Скучал по Швейцарии, где несколько лет учился, по туманному Лондону, который был ему гораздо ближе по менталитету, чем родная Москва, тоже хмурая, но в отличие от Лондона, похожего на феминистку, отличающуюся свободой нравов, российская столица была барышней строгих правил. У Кудряша Борису было комфортно, здесь он отдыхал и наслаждался жизнью.

Ваня Кудряш лишь играл в простоту. На самом деле человеком он был о-очень непростым. И его душа была окружена таким высоким забором, до которого было далеко даже калиновским. Пока Борис пил в гостиной аперитив, Кудряш принял душ и переоделся тоже в светлый костюм, только галстук повязывать не стал.