И, когда Людовик XV направил к царице своего посланника – маркиза Лопиталя, целью которого было побудить Елизавету к действиям, она поручила Михаилу Бестужеву, который, в отличие от брата Алексея, великого канцлера империи, оставался в душе франкофилом, подписать документ о присоединении России к Версальскому договору… Это произошло 31 декабря 1756 года.

Российская императрица в душе была сильно встревожена необходимостью занять явную, подчеркнуто определенную позицию в международных делах, но она еще надеялась, что нынешний конфликт не охватит всю Европу. И опасалась, что Людовик XV всего лишь пользуется ею, стремясь закрепить уже не временное, но постоянное сближение Франции с Австрией. Словно бы стремясь оправдать эти ее опасения, в мае 1757 года Людовик пожелал подтвердить свои обязательства перед Марией-Терезией новым союзом, цель которого – лишить Пруссию всякой возможности нарушить мир в Европе. Елизавета сразу же догадалась, что для французского короля «мир в Европе» – это всего лишь благовидный предлог и что за открытыми заявлениями прячутся куда более хитрые намерения. Выставляя себя другом и союзником России, на самом деле Людовик XV совершенно не желал ее возвышения за счет двух соседних стран – Польши и Швеции, традиционных союзниц Франции. А значит, ведя такую двойную игру, он не может быть искренним в отношениях с Россией. И тем самым он снова вынуждает ее лавировать при общении с его посланцами. Она задумалась, способен ли еще Алексей Бестужев, отдающий все свои симпатии Англии, защищать интересы страны. Да и имеет ли на это право? В то время как великий канцлер, заверяя всех в своем патриотизме, честности и неподкупности, внутренне одобрял триумф англо-прусской коалиции, подавлявшей коалицию франко-австрийскую, причем исключительно – благодаря невмешательству России, Иван Шувалов нисколько не скрывал, что любит Францию, любит ее литературу, ее моду и – что самое важное: ему нравится ее политика! Никогда еще Елизавете не доводилось становиться объектом столь ожесточенной битвы между ее любовником и ее канцлером за то, чтобы привлечь императрицу на свою сторону, никогда еще ей не доводилось переживать такую борьбу между велениями сердца, тянувшегося к Версалю, и доводами рассудка, напоминавшего о близости с Берлином.

Ей хотелось бы принимать решения с ясной головой, но повседневные заботы и болезни, становившиеся все тяжелее, каждый день понемножку ослабляли ее физическую выносливость. Порой у императрицы случались галлюцинации – тогда она бежала из комнаты, где чувствовала угрозу от невидимого врага, молилась перед иконами, выпрашивая Божью помощь, падала в обморок и, придя в себя, с трудом соображала, что с нею происходит, едва-едва собиралась с мыслями. Усталость была такова, что ей хотелось бы сложить оружие, и только внешние обстоятельства заставляли ее оставаться в седле. Но Елизавете было известно, что за ее спиной уже обсуждается проблема, кто же займет престол после смерти царицы. А если она умрет завтра, умрет внезапно, кому отойдет корона Российской империи? Согласно традиции, ее наследником может стать только племянник, Петр, однако ее просто корежило при мысли, что Россия окажется в руках этого полусумасшедшего, этого злобного маньяка, с утра до вечера разгуливавшего в голштинском мундире! Ей нужно сейчас же, пока не поздно, объявить нынешнего престолонаследника недееспособным (то есть и не способным занять трон) и назначить вместо него сына – маленького, двухлетнего Павла Петровича – единственным наследником престола! Но это бы значило – тем же указом – предложить Екатерине роль регентши… Между тем императрица теперь яростно ненавидела Екатерину – за красоту, за молодость, за ум и за бесконечные любовные интрижки… Кроме того, великую княгиню окончательно привязал к себе Алексей Бестужев, а этим двоим ничего не стоит смешать карты, которые ею так тщательно разложены.