Сегодня серп Брамс произвел в высшей степени занимательную прополку в центре Омахи и, шагая по улице в поисках, где бы перекусить столь поздним вечером, все еще напевал свой фирменный мотивчик. И вдруг остановился прямо посреди куплета, почувствовав, что за ним наблюдают.
Вообще-то в городе на каждом столбе висят камеры наблюдения — Грозовое Облако постоянно начеку. Но для серпов его бессонные немигающие глаза все равно что не существуют. Облако не вправе даже комментировать их поступки, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять. Оно может лишь подглядывать за смертью, как самый жалкий вуайерист.
К тому же ощущение было слишком интенсивным, чтобы полностью списать его на слежку Грозового Облака. Серпы проходят специальные тренировки, оттачивающие их восприимчивость. Ясновидящими они не становятся, но сильно развитые пять чувств часто приобретают черты шестого. Запаха, звука, мимолетной тени, слишком незначительных для сознательного восприятия, может оказаться достаточно, чтобы у хорошо выученного серпа волосы на загривке встали дыбом.
Брамс повернулся, принюхался, прислушался, вобрал в себя окружающее. Он был один. Где-то вдалеке шумели уличные кафе, до ушей серпа доносился несмолкающий гул ночной жизни города, но на этой боковой улице всё — химчистки и магазины одежды, лавка хозтоваров и детский садик — уже было закрыто. Одинокая улица принадлежала серпу Брамсу и… невидимому преследователю.
— Выходи! — потребовал Брамс. — Я знаю, что ты здесь.
Наверно, подумал он, это какой-нибудь пацан или негодник постарше, надеющийся выторговать у него иммунитет, — как будто у негодных было что-нибудь, подходящее для торговли. А может, это тонист. Приверженцы этого культа ненавидели серпов; и хотя Брамс никогда не слышал, чтобы тонисты нападали на представителя его профессии, от этого сброда можно ожидать чего угодно.
— Я не причиню тебе вреда, — продолжал Брамс. — Я только что провел прополку, и у меня нет намерения увеличить сегодня свои показатели.
По правде говоря, он может и передумать, если чужак поведет себя слишком агрессивно или, наоборот, начнет пресмыкаться.
Но никто не появился.
— Ладно, — проговорил Брамс. — Не хочешь — не надо. У меня нет ни времени, ни терпения для игры в прятки.
Наверно, ему действительно только показалось. Возможно, вновь ставшие молодыми органы чувств реагируют на сигналы, приходящие с гораздо большего расстояния, чем он полагал.
И тут из-за припаркованного автомобиля, словно вытолкнутый пружиной, выскочил человек и налетел на Брамса. Тот едва устоял на ногах. Если бы у него по-прежнему были рефлексы старика, а не мужчины двадцати пяти лет, он наверняка упал бы. Серп оттолкнул нападавшего к стене. Мелькнула мысль, не вытащить ли ножи, чтобы прикончить мерзавца, но Брамс никогда не отличался храбростью. Посему он пустился наутек.
Он бежал, мелькая в кругах света от уличных фонарей. Камеры на столбах поворачивались вслед.
Оглянувшись, Брамс увидел преследователя в добрых двадцати ярдах позади. Сейчас он мог разглядеть, что тот облачен в черную мантию. Это что — мантия серпа? Нет, не может быть! Серпы не носят черное, это не разрешено!
Правда, ходят слухи…
При этой мысли серп Брамс быстрее заработал ногами. От выброса адреналина зудели пальцы, а сердце готово было выскочить из груди.
Серп в черном.
Нет, наверняка найдется другое объяснение! Брамс заявит в Комиссию по нарушениям — вот что он сделает. Ну и пусть его поднимут на смех, пусть скажут, что его испугал переодетый негодный. О таких вещах необходимо докладывать, даже если стыдно. Это его гражданский долг!
Еще один квартал — и нападавший, похоже, отказался от преследования. Его нигде не было видно. Серп Брамс снизил темп. |