В его глазах Цитра выглядела настоящей богиней. Единственное, что могло бы когда-либо воздать ей должное, — это кисть художника смертных времен, способная увековечить мир с гораздо большей правдой и страстью, чем рука любого бессмертного.

Когда он заключил ее в свои объятия, все, что происходило за пределами этой маленькой наглухо запечатанной вселенной, утратило всякое значение. В последние минуты своей жизни они наконец совершили высочайший акт взаимного завершения. Бинарность стала единством. Двое слились в одно.

47 Звук и молчание

Когда Твердыня ушла на дно Атлантики, когда ее недремлющее сердце, твердо и ровно бившееся в течение двухсот пятидесяти лет, остановилось, а в камере внутри другой камеры погас свет…

…Грозовое Облако закричало.

Началось с того, что завыли все сирены мира — сначала несколько, затем к какофонии стали добавляться новые и новые. Пожарные сирены, сигналы предупреждения о торнадо, будильники, таймеры, свистки, гудки и миллионы автомобильных клаксонов — всё слилось в едином мучительном вопле. И все же этого было недостаточно. Тогда по всему миру каждый динамик в каждом электронном приборе пробудился к жизни, издавая пронзительный визг. Люди падали на колени, закрывая уши ладонями, спасаясь от оглушительного рева. Но ничто не могло унять ярости и отчаяния, обуревавших Грозовое Облако.

Целых десять минут душераздирающий крик Грозового Облака наполнял мир. Он эхом отзывался в Гранд-Каньоне; отдавался в шельфовых ледниках Антарктики, откалывая от них айсберги; завывал на склонах Эвереста и распугивал стада в Серенгети. Не было на земле существа, которое не услышало бы его.

А когда крик стих и вернулась тишина, все поняли: что-то в мире изменилось.

— Что это было? — спрашивали люди. — Чем вызвано?

Никто толком не знал. Никто, кроме тонистов. Они-то знали точно. Знали, потому что ждали этого всю свою жизнь.

Это был Великий Резонанс.

В небольшом городе Средмерики, в монастыре тонистов, Грейсон Толливер отнял ладони от ушей. В саду под окнами его кельи раздавались возгласы. Крики. Были ли это крики боли? Грейсон выскочил из своей спартанской каморки. Снаружи он встретил тонистов, заходящихся в вопле, но… торжествующих.

— Ты слышал? — вопрошали они. — Разве это не чудо? Ведь все случилось именно так, как нам возвещали!

Грейсон, немного не в себе от по-прежнему гудящего в голове резонанса, вышел из монастыря на улицу. Там царила суета, но иного рода. Люди впали в панику — и не только из-за пронзившего их жизни ужасного звука, но кое от чего еще. Каждый с озадаченным видом пялился в свой планшетник или телефон.

— Не может быть! — сказал кто-то. — Это какая-то ошибка!

— Но Грозоблако не делает ошибок, — возразил другой.

Грейсон подошел к говорившим.

— Что такое? Что случилось?

Человек показал Грейсону свой телефон. На экране светилась алым отвратительная буква «Н».

— Он говорит, что я негодный!

— И я, — произнес кто-то еще. Грейсон оглянулся по сторонам — у всех на обескураженных лицах было написано то же непонимание.

Но так было не только здесь. В каждом городе, в каждом поселке, в каждом доме на всей земле повторялась одна и та же сцена. Ибо Грозовое Облако в своей бесконечной мудрости решило, что все люди от мала до велика — сообщники в своих действиях… и что отвечать за последствия должно все человечество.