– Смотрите в оба, ребятки! – смахнув пот с намазанного медвежьим жиром лица, пробасил Сизов. – Если вдруг «духи» объявятся, то чтоб без судорог – огонь на поражение!.. И помните первую воинскую заповедь: сам погибай, а друга прикрой, ясно?

– Ясно, батя! – выдохнули солдаты, поблескивая в утренних синих сумерках намазанными медвежьим жиром запаленными мальчишескими лицами.

– Коли ясно, айда в заоблачные сферы, ребятки!

Солдаты рассыпались по леднику и начали медленно продвигаться вперед, тщательно осматривая все провалы и щели на неровной, изрезанной поверхности ледника…

– Двигай ногами, капитан! – просипел он. – Упадешь, так мигом в чистилище без пересадки отправишься!..

Савелов, борясь с наваливающимся, словно ватное одеяло, сном, брел вслед за Шальновым, механически передвигая ноги. Через некоторое время лейтенант остановился и щелкнул тумблером рации. Щелкнул еще раз, два, три и, со злостью отбросив ее на снег, повернулся к стоящему шагах в пяти Савелову.

– Аккумулятор от мороза сдох! – сказал он, с трудом ворочая языком. – Больше нас никто не услышит, капитан!..

– Никто не услышит! – эхом повторил тот и вскинул пулемет. – Ты прав – никто не услышит! Никому мы теперь не нужны… Никому… И она нам не нужна… такая жизнь – кошка драная… Пыль мы на ветру… – стал бормотать Савелов, пытаясь всунуть распухший палец в кольцо гашетки, но палец не влезал.

Шальнов молча вырвал из его рук пулемет и наотмашь ударил Савелова ладонью по белой, обмороженной щеке.

– Всякого я от тебя ожидал, но только не этого, Савелов! – с нескрываемой горечью просипел он. Выдавив из окровавленного рта горький смех, Шальнов закинул пулемет Савелова за плечо и упрямо потянул его на веревке в сторону, где горели нежно-розовым светом заснеженные пики все еще очень далеких гор.

Пурпурное солнце, неожиданно выкатившееся из-за вершин, залило поверхность ледника обжигающим светом. У Шальнова и Савелова от нестерпимого сияния сразу начали течь из глаз слезы, чтобы тут же превратиться на щеках в ледяную корку.

Кособочась от ветра, спотыкаясь на одеревеневших от лютого мороза непослушных ногах, не позволяя себе и минутного отдыха, шагал вперед Шальнов, с силой дергая порой веревку, на которой мотался из стороны в сторону засыпающий на ходу Савелов.

– Не спи, замерзнешь, капитан! – сипел Шальнов. – Не спи, тебе говорю!..

И вдруг за спиной лейтенанта внезапно раздался резкий вскрик, и, обернувшись, он не обнаружил капитана, а через мгновенье какая-то неведомая сила сбила его с ног и потащила на веревке к расщелине, которую он только что обошел. Сдирая до костей негнущиеся пальцы, Шальнов пытался зацепиться хотя бы за что-нибудь, но это ему не удавалось, и он стал проваливаться вслед за Савеловым в сверкающую алмазными гранями бездну…

– Часа два назад тут топтались, – заметил подполковник, поднимая рацию. – Ребята, глаз-ватерпас – шарьте по щелям, где-то рядом они!..

Забыв про мороз и усталость, солдаты стали лихорадочно обшаривать щели и разломы на сверкающей поверхности ледника, залитого ярким солнцем.

Наконец раздался крик радиста:

– Батя, я нашел!.. Здесь они!..

Вслед за подполковником Сизовым в расщелину спустились трое солдат. У одного из них была санитарная сумка с красным крестом. Он тут же бросился к Савелову и приложил ухо к его груди.

– Жив и даже не очень побился! – торжествующе крикнул солдат.

Сизов пошел по уходящей за ледяной выступ веревке и, заглянув за него, застыл – на ледовых ребрах расщелины было распластано окровавленное тело человека в незнакомой изодранной униформе, на которой еще можно было рассмотреть шеврон с орлом и надписью «Армия Соединенных Штатов Америки».