Последние слова были сказаны все тем же легким, почти игривым тоном, но Малахов в полной мере оценил их зловещий смысл и тяжело шевельнул густыми бровями.

– Знаете, генерал, – сказал он, задумчиво постукивая ногтем по ручке кофейной чашечки, – вы были абсолютно правы, считая свою позицию в нашем с вами деле неуязвимой. Признаться, я уже готов был опустить руки и трубить отбой. Вы напрасно считаете меня ослом, который краснеет и пыхтит от злости, когда проигрывает партию в шашки. Я уже готов был отступить, несмотря на то что знаю про вас если не все, то вполне достаточно для того, чтобы упечь вас за решетку на исторически значимый срок. Я знаю, что вы спутались с чеченцами, чтобы организовать производство и доставку из Чечни в Москву и некоторые другие регионы России крупных.., да нет, черт подери! – огромных партий фальшивых долларов. Мне доподлинно известно, что вы организовали целую сеть липовых банков и компаний-однодневок для конвертации этих денег и превращения обыкновенной макулатуры в твердую валюту. Я знаю также, что вы сбывали эти фальшивки населению через банки и обменные пункты, которых не оказывалось на прежнем месте уже через полчаса, когда взбешенный клиент прибегал туда в сопровождении наряда милиции. Я знаю, что вы поставляли оружие боевикам и отдали приказ взорвать самолет, на котором летел в Чечню посланный мной человек. Вы даже не очень старались, заметая следы, потому что были уверены, что ничего из сказанного мной не удастся доказать.

– Вот именно, – вставил Апрелев. – Простите, но я что-то не пойму, к чему вы клоните. Это что, исповедь? Или вы хотите сказать, что теперь положение каким-то образом изменилось? Что-то мне в это не верится, простите еще раз. А может быть, вы явились, чтобы назвать свою цену? Если так, то я готов вас выслушать, хотя, на мой взгляд, продать вам нечего. Вы пришли ко мне с пустыми руками, генерал-майор, но я готов по достоинству оценить и оплатить проделанную вами работу. Не зря же, в самом деле, вы потеряли столько драгоценного времени!

– Ценю ваше предложение, – сказал Малахов, – но вынужден отказаться по двум причинам: во-первых, в ваших словах мне чудится обыкновенная и очень грубая провокация, а во-вторых, какой смысл связывать себя какими-то финансовыми отношениями с человеком, чья песенка уже спета?

– Моя песенка спета? – Апрелев снова широко улыбнулся и пригубил кофе. – Вот никогда бы не подумал!

– Уверяю вас. Вы конченый человек, Апрелей. Я пришел только для того, чтобы поставить вас об этом в известность. Не пытайтесь бежать или предпринять что-либо столь же радикальное и бесполезное. Вы погорели, потому что теперь у меня есть неопровержимые улики, доказывающие ваше участие в деле с фальшивыми долларами.

– Так предъявите их, – продолжая улыбаться, предложил Апрелев.

– Я предъявлю их, когда сочту это нужным, – отрезал Малахов. – Можете не сомневаться, это произойдет очень скоро. У вас осталось совсем немного времени, чтобы принять решение. Вы понимаете, о чем я говорю, генерал?

Он сделал на слове “генерал” заметное ударение, и Апрелев кивнул.

– Если я вас правильно понял, вы предлагаете мне застрелиться, избавив себя от позора, – насмешливо сказал он. – Вас можно понять. Если принять за отправную точку вашу бредовую уверенность в моей виновности, то у меня просто нет иного выхода. Явка с повинной в подобной ситуации ничего не дает, срок заключения все равно получился бы фантастический, да и какой там, к дьяволу, срок! Вышка, вот что вы мне приготовили, верно? Так что, как офицер, я просто обязан прямо сейчас встать, строевым шагом выйти в соседнюю комнату и прострелить себе голову из именного пистолета.