Красные пускали к ней посетителей, как то предусматривал закон Башни, но весьма неохотно. Эгвейн была удивлена, что ее кто-то навещает, но Сине оказалась не единственной. Некоторые из тех, кто приходил к ней, были Восседающими. Любопытно. Тем не менее, Эгвейн истосковалась по новостям. Как Башня отреагировала на ее заключение? Сохранялся ли глубокий и широкий раскол между Айя, или ее действия положили начало их воссоединению?

– Элайда слишком явно нарушила закон Башни, – объяснила Сине. – И это засвидетельствовали Восседающие пяти различных Айя. Она пыталась настоять на суде, но неудачно. Однако были некоторые, кто прислушивались к ее аргументам.

– Каким именно? – Спросила Эгвейн.

– Что ты – Приспешница Темного, – сказала Сине. – И именно поэтому она изгнала тебя из Башни и потом подвергла наказаниям.

Эгвейн похолодела. Если Элайда получит поддержку своим доводам…

– Это не пройдет, – успокаивающе сказала Сине. – Здесь не какая-то захудалая деревушка, где достаточно намалевать на дверях Клык Дракона, чтобы обвинить человека.

Эгвейн приподняла бровь. Она выросла в «захудалой деревушке», и они никогда никого не обвиняли, основываясь на одних лишь слухах. Однако промолчала.

– Доказать подобное обвинение по канонам Башни достаточно трудно, – продолжила Сине. – Посему я полагаю, что она не будет пытаться это сделать на суде. Отчасти потому, что для этого ей пришлось бы дать тебе слово, а я подозреваю, что она хочет упрятать тебя ото всех.

– Да, – сказала Эгвейн, всматриваясь в бездельничавших неподалеку Красных. – Вероятно, ты права. Однако если она не может доказать, что я – Приспешница, и не сможет избежать суда…

– Это – не тот проступок, за который ее можно низложить, – ответила Сине. – Максимальное наказание, которого она заслуживает – формальное порицание со стороны Совета и епитимья на месяц. Палантин она сохранит.

«Однако потеряет большую часть доверия», – подумала Эгвейн. Это вдохновляло. Но где уверенность, что Элайда просто не упрячет ее подальше? Ей необходимо было продолжать давить на Элайду. Свет свидетель, как же это было трудно, будучи запертой целыми днями в крошечной камере! Хотя заключение было недолгим, упущенные возможности угнетали Эгвейн.

– Ты будешь присутствовать на суде? – спросила она.

– Конечно, – сказала Сине невозмутимо, как Эгвейн и ожидала от Белой. Некоторые Белые были слишком холодны и рациональны. Сине была более сердечна, однако, вместе с тем, весьма сдержанна. – Я же Восседающая, Эгвейн.

– Я полагаю, вы все еще видите следы активности Темного? – Эгвейн вздрогнула и посмотрела на пол своей темницы, вспомнив происшествие с Лиане. Ее собственная камера была куда более аскетичной, чем у Лиане, возможно, из-за обвинений ее в Приспешничестве.

– Да, – голос Сине стал тише. – Кажется, становится все хуже. Слуги умирают. Продовольствие портится. Целые сектора Башни беспорядочно перемещаются. Вчера вечером вторая кухня оказалась на шестом этаже, а весь сектор Желтых оказался в подвале. Это похоже на то, что случилось с Коричневыми ранее, и ту проблему до сих пор не решили.

Эгвейн кивнула. Учитывая то, как поменялись местами комнаты, тем послушницам, чьи комнаты не переместились внезапно, теперь пришлось разместиться на двадцать первом и двадцать втором этажах, где ранее находились покои Коричневой Айя. Все Коричневые – неохотно – переезжали в нижнее крыло.