— Ну а как насчет ваших бандитов, прежде чем их уничтожили?

— Я не понимаю, как это может касаться убийств, но…

— Думаю, ты слышал про «Убийцу Одиноких Сердец», так мы его называем?

— Ерунда, я месяцами не смотрю телевизора и не читаю газет. С моей-то занятостью…

— Неважно. Слушай, этот парень убил Бог знает сколько народу. Он настоящий маньяк: вырезает сердца, уничтожает целые семьи. Это дело, одно из наиболее серьезных из всех, которыми я занимался. Нам нужно его раскрыть.

— О'кей. Но никто не помечает файл с отпечатками пальцев словами «Официально уничтожен». У нас точно никто этого не мог сделать. Да и в компании и Бюро тоже. Я никогда не слышал, чтобы подобное делали агентства. Если ты видишь пометку, что документ уничтожен или деклассифицирован, это означает, что его положили в архив, чтобы потом к нему получили доступ по Акту о свободе информации все желающие. Такова обычная судьба материалов с ограниченным доступом. Так что ты ошибся. Какой-нибудь уставший клерк…

— Нет. Послушай. Мы тоже сначала так думали. Но я попросил своего шефа проверить это в Бюро лично, и это оказалось не ошибкой клерка. Я думаю, что это дело совершенно секретное, и те, кто занимался этим, закрыли его для нас. Но они не должны были квалифицировать это как уничтоженное. Вот в чем их ошибка. Я хочу с этим разобраться, Сонни. Прошу тебя, помоги мне.

— Нужно действовать по официальным каналам. Я это сделаю не быстрее, чем Главное управление по расследованию преступлений. Дай срочный специальный запрос через своего шефа и…

— Ты слушаешь? Я уже пытался. И постоянно натыкался на разные преграды. Мы даже дошли до бывшего директора ЦРУ. Он так себя назвал. Но нам сказали, что это вне их сил и возможностей, поскольку интересующий нас документ был уничтожен в высших эшелонах власти. На уровне кого-то из твоих людей или секретаря кабинета министров, или кого-то, кто ошивается в президентском окружении. Я серьезно хочу, чтобы ты мне помог, Сонни. Думаю, не стоит напоминать, что ты мой должник, хотя ты действительно мой должник.

— Все, что я могу, это проверить, Джек. Как тебе звонить?

Спустя двадцать пять минут полковник Сонни Шенберген опять был на линии и говорил ту же ерунду, которую Джек уже знал:

— Джек, мы проверили. Документ уничтожен. Уничтожен официально, так что никто не сможет тебе помочь. Кто-то сверху закрыл это дело в связи с интересами национальной безопасности. Я могу, конечно, еще раз перепроверить, но это все, извини!

— Ты — бычье дерьмо, Сонни. Понимаешь, мне это крайне необходимо! Этот парень вырывает у людей сердца. Я хочу, чтобы ты им занялся. Ты должен мне помочь, твою мать! — заорал Эйхорд в трубку.

— Ладно, ко всем чертям! Что я могу сказать, Джек? — Помолчав, он выдавил: — Я это знаю. Но я не могу ничего обещать.

— Слушай, мне не хочется тебе об этом напоминать, но, когда ты нуждался в моей помощи, я все для тебя сделал, а теперь я хочу, чтобы ты так же помог мне. Я хочу знать, кто этот ублюдок, Сонни, и мне очень надо это знать, пожалуйста…

— Я перезвоню тебе, — ответил он, тяжело вздохнув.

— Когда?

— Как только смогу, хорошо? — пообещал Сонни. Тут что-то запищало, и он повесил трубку — прямо скажем, бросил трубку на рычаг.

Казалось, что минута тянется час. Эйхорду было неприятно, что разговор с полковником, которого он звал просто Сонни, принял такой оборот. Набрав номер, он узнал, что полковник Шенберген сейчас беседует по другому телефону. «Мистер Эйхорд будет ждать его?» — спросила секретарша.