Внутренняя биосфера — биоцилиндр, если уж на то пошло, — М-Бика насчитывала полмили в ширину и чуть больше двух с половиной в длину. Если всю эту землю распластать на плоскости, говаривали старики, она окажется размером ровнёхонько с Центральный парк. Что такое Центральный парк, уже никто не помнил. Когда Таннер был маленьким, он думал, что если бежать достаточно быстро, можно преодолеть центробежную силу и выплыть в середину барабана… но со временем понял, что некоторые силы слишком могущественны, чтобы с ними спорить.

Дугу пахотных земель пунктиром размечали усадьбы — на самом деле типовые инкубаторские домики, спроектированные так, чтобы выглядеть очаровательно старомодными… чему несколько мешал тот факт, что все они были из нержавеющей стали.

Главная дорога извивалась вдоль всей окружности барабана единой волнистой петлёй, словно кусающая собственный хвост змея. Ферма Босолеев находилась в четверти оборота от таннеровской, прямо у дороги. Правда, чтобы добраться туда, нужно было миновать зону отдыха, а там, уж как пить дать, поработать мишенью для одноклассников. Конечно, там торчали все обычные активисты во главе с Оушеном Клингсмитом и его ближайшими клевретами. И, конечно, все они охотно бросили баскетбол ради нового развлечения.

Оушен занимал самую верхушку местной пищевой цепи. Блистательный представитель человеческой породы, чьё будущее заранее было высечено на скрижалях истории новой колонии, — ещё бы, при таком-то семействе. Мама юного Клингсмита заседала в городском совете, а отец ведал распределением водных ресурсов. Каким бы ни оказался новый мир, жизнь Оушена в нём будет усыпана розами (разумеется, без шипов), можете не сомневаться.

— Ты ещё больший придурок, чем я думал, — поделился Оушен, увидав Таннерову сумку. — Таскать жратву Босолеям! Да Моренин дедуля даже приземления не переживёт! Зачем тратить на него хорошую еду?

Оушен, подобно всем чистоплюям, придерживался философии элитизма. Проще говоря, считал, что выживут лучшие из лучших. Кто не всплыл на поверхность, достоин утонуть, полагали они.

— Знаешь что, — сказал Оушен, перекидывая мяч одному из своих, — забудь про Босолеев. Я тебе продам немного воды за эти овощи.

Таннер слишком хорошо знал Оушена. Он возьмёт овощи, обоссыт ему ботинки и скажет: «Вот тебе вода!»

— Спасибо, не надо. — Таннер стал протискиваться сквозь толпу нехорошо ухмыляющихся друзей Оушена.

— Эй, Бёрджесс, — сказал один из них, — если не моешься, так хотя бы сходи домой, надень радиационный скафандр — только избавь нас от твоей вони!

Таннер припустил почти бегом, стараясь не обращать внимания на их хохот.

Входная дверь оказалась не заперта. Мистера Босолея Таннер нашёл на полу — тот плакал и звал на помощь. Шок, но видимых повреждений нет. Таннер кое-как загрузил старика в кресло.

— Завалился по дороге в ванную, — объяснил тот. — На кой чёрт тебе ноги, если им больше нельзя доверять?

— А где Морена?

— На базаре. Нашла кой-чего в сарае, решила, что можно продать. Я ей говорил, за такое барахло она ничего не выручит, но она и слушать не стала. Господи боже, что это так воняет? Это ты, малыш?

— Извиняюсь. — Таннер живо опустил руки.

— Хватай скорее кувшин с водой и оботрись ради всего святого!

— Да у вас едва на питьё хватает, — напомнил ему Таннер.