Какое-то время она так и лежала на постели, полураздетая.

Потом попробовала заплакать.

Не получилось.

Глаза ее были сухие, но где-то внутри что-то происходило. В ней поднималась буря. Не тоска, не боль оттого, что ее предал Энцо, которому она дала ключи от своей квартиры, что ее предала Дебора, лучшая подруга со школьных лет. Нет, в сердце Джулии росло нечто совершенно противоположное, состоящее из противоречивых чувств, не то горьких, не то злобных. В какой-то момент это вырвалось наружу, и Джулия злобно захохотала.

Гнев. Ярость. Ненависть. Презрение.

Вот что было у нее внутри.

Ненависть к этой шлюхе, цепляющейся к чужим мужчинам и к этому дерьмовому ублюдку.

«ААААА! Вы мне за это заплатите! Матерью клянусь, заплатите!» — заорала она, вскакивая на кровать. Она достала кассету из автоответчика и подняла ее над головой, держа обеими руками, словно святой Грааль, потом поцеловала ее, спрятала в ящик комода, закрыла его на ключ, а ключ засунула в лифчик.

В гостиной она схватила две фотографии в рамках.

На одной был Энцо в костюме с рыбой в руке, на другой — Дебора в лыжной куртке в Кампо Феличе. Джулия швырнула фотографии на пол и топтала их, пока рамки и стекла не превратились в мелкие кусочки. Потом принесла бутылку спирта, облила ошметки и подожгла. Голубые языки пламени мгновенно взметнулись вверх, и Джулия поняла, что если не погасить этот костер немедленно, то не только паркет будет испорчен — пожар может охватить всю квартиру.

Она расставила ноги и помочилась на пламя.

4. МИКЕЛЕ ТРОДИНИ 19:48

«Дедушка! Смотри, дедушка!» — сказал Микеле Тродини, рассовывавший вместе с дедом, Ансельмом Фраска, петарды в мамины вазы с цветами.

Дело было на террасе на третьем этаже корпуса «Капри».

«Что такое, Микеле?»

«Там… Там тетя. Женщина. Она голая. И…»

«И?»

«Ну, она… Она писает в гостиной».

Старик сидел на пластиковом стуле.

Он был еще в форме для своих лет, но плохо видел после операции на левом глазу.

«Где она?»

«Прямо перед нами. В доме „Понца“. Ты видишь ее?»

Дед начал щуриться и вытягивать шею, отчего сразу стал похож на старую слепую черепаху.

«Совсем голая, говоришь?»

«Нет, в лифчике».

«И как она? Красивая?»

«Очень красивая, дедушка!»

Микеле, несмотря на свои одиннадцать лет, уже понимал толк в женской красоте. Та, которая писала в комнате, была самая красивая из тех, кого он видел. Лучше даже, чем его кузина Анджела.

«Сходи в мою комнату. Быстренько, сынок, бегом. Принеси мой бинокль. Я тоже хочу посмотреть».

Микеле побежал в комнату деда. Он прекрасно знал, что голые женщины дедушке очень нравились. Каждый вечер дед засыпал, смотря эротический сериал «Большой втык». Сидя в кресле, с открытым ртом и пультом от телевизора в руке.

Дедушка в войну был альпийским стрелком, и на стене его комнаты висели значки и черно-белые фотографии его полка. Микеле открыл шкаф и нашел среди выглаженных и пахнущих лавандой рубашек старый бинокль, взял его и побежал назад через гостиную. Сестра Марция и мама накрывали на стол, расставляли на новой скатерти столовое серебро.

«Микеле, не хочешь нам помочь?»

Микеле замер на пороге террасы.

«Сейчас, ма!»

«И скажи дедушке, чтобы он вернулся в комнату. Его хватит удар, если он будет все время там сидеть. Зачем тебе бинокль?»

Микеле на секунду задумался.

Может, пора сказать маме правду?

«Мы смотрим салют».