Он не стал останавливаться, посылая скачок жара в нее, когда его руки стали более сильными на ней, требуя. Страх, что она не может сделать это, страх, что она не могла поставить стену от него, и это все было напрасно, стал острым стимулом, и с внезапным пониманием, она знала, что она должна была сделать.

Отчаявшись восстановить контроль и удержаться от иссушения его жизненной силы, она взяла его лицо в ладони и повернул его рот к своему. Задыхаясь от отчаянной нужды, она притянула его к себе и заставила поцеловать. Опять же, его желание прорвалось сквозь ее ауру, наводняя ей почти невыносимыми эмоциями, но на этот раз, она оттолкнула свое собственное желание в него… удваивая.

Он задохнулся, его все тело задрожало, когда она оседлала это.

Миа почувствовала жар слез под ее закрытыми веками. Это было трудно, так трудно оттолкнуть то, что он дал ей, вернуть в него. Он пошел против всяких чувств, которые были у нее, но ясно, что он почувствовал это, и его поцелуй, и его руки усилились, стали грубыми и дикими. У него не было нескольких веков, чтобы узнать, как управлять таким притоком сил и средств, как у нее.

Его руки на ее талии причинили боль, и она ничего не сделала, когда он развел ее ноги в стороны. Она хотела этого. В восторге от дикого ответа, который она могла вызвать, она дала ему больше, чувствуя, что энергия оставила ее в сверкающем, искрящемся ощущении.

Гортанный звук сорвался с его губ, и Миа ахнула от изысканной боли, когда он вошел в нее, проталкиваясь, чтобы заполнить ее всю одним движением. Она застонала, выгибаясь, желая этого. Желая его так сильно, что она дала ему еще больше самой себя.

Волна за волной эмоций заливали ее, убегая, чтобы наполнить комнату, как будто желая утопить ее в жажде. Он двинулся против нее, доминирующий и агрессивный. Каждое движение было похоже на ножи, втыкающиеся в ее ауру, ломая ее, разрушая то, что она построила, чтобы защитить его. Но она отдавала больше, чем взяла, и он становился более диким, более требовательным. Он забыл обо всем, когда он потел над ней, и она стонала с каждым дыханием, чувствуя, что оргазм близок, ожидая утонченной боли.

И с внезапным скачком, он обрушился на них. Искаженный стон вышел из него, и он прижал ее к себе, когда волна за волной экстаза ударяла их. Барьер Мии рухнул. Задыхаясь, она ухватилась за него, чувствуя всю его душу, пустую в ней, когда она достигла насыщения, ее тело охватила дрожь, когда они неподвижно зависли в тумане блаженства.

Эмоция встряхнула комнату в беззвучном громе, только она могла чувствовать, и она почти потеряла сознание, переводя дыхание тяжелых вдохов-выдохов, пока ощущения не дали заключительный скачок и не исчезли.

— Том, — выдохнула она, чувствуя его дыхание на своих волосах, когда он лежал на ней, тоже выдохнувшийся, чтобы двигаться. — Том, ты в порядке?

Он не ответил, и она толкнула его в плечо.

— Том?

— Я люблю тебя, Миа, — прошептал он, вздохнул и обмяк, полный вес его тела пришелся на нее.

— Том! — воскликнула она, толкая его на спинку дивана и вылезая из-под него. Воздух загустел, как солнце, скопившееся на дне долины, вертящееся у ее ног тяжестью меда. Она не держала ни одной эмоции из комнаты. Все это было здесь, густое и толстое, заставляя ее голову кружиться от подавляемой жажды. Но, Том…

Сжимая ее сброшенное ранее платье, она смотрела, как его аура становилась все тоньше и тоньше. Невыносимая яркость начала исходить от него и видя это, единственная слеза скатилась по ее щеке. Ее руки дрожали, она потянулась, чтобы коснуться его, трясущаяся от вкуса его ауры. Она исчезала, распространяясь, становясь серебряной и тонкой, чтобы заполнить комнату невидимым искрами. Любая другая банши взяла бы это, пируя на последней жизненной энергии и танцуя от подъема… но она этого не сделала.