Слава Богу, Джейк тоже поехал со мной в больницу. Мы спросили его, не хочет ли он быть крестным, и как только он согласился, я поручил ему заботу о новорожденном и молодой мамаше и уехал на работу. Неделя выдалась весьма и весьма напряженная.

На скромных военных похоронах Гарольда говорил только Джейк. Я никогда не умел хорошо выступать на людях, а кроме меня, лишь он знал Гарольда дольше полугода. Джейк на один день прилетел в Намибию из нового разведподразделения в Северной Африке — он по-прежнему не имел права рассказывать, чем занимался, но мы воображали себе шпионские интриги и рискованные операции, — чтобы достойно проводить товарища в последний путь. Прах собрали в маленькую керамическую урну, хотя Тиг признался — полной уверенности, что внутри оказались исключительно останки Гарольда, ни у кого нет.

— В танке было три человека, — объяснил он нам с Джейком, когда мы шли в палатку, наскоро превращенную в часовню. — А осталась тошнотворная каша. Пришлось собирать как попало, а потом раскладывать на три кучки.

На церемонии Джейк произнес очень трогательную речь. Он говорил о любви, чести и мужском братстве, о дисциплине, боевой выучке и знаниях, которыми Гарольд послужил своей стране.

— Я лишь хочу, — закончил он, озорно подмигнув мне, — когда придет мое время оставить цветущую, зеленую землю, чтобы меня, подобно Гарольду, окружали друзья в смерти, как было и в жизни.

— Аминь, — дружно ответил строй.

Наверное, Мелинду тоже кремировали. Питер не рассказывал мне о похоронах. Он даже не позвонил. Я точно знаю, потому что в те дни сразу хватал трубку, надеясь, что звонят с тотализатора или какой-нибудь лотереи с хорошими новостями. Последние адресованные мне слова сына были: «…в этом-то и проблема», — прежде чем он выбежал из «Снэк шэк». Дальше — тишина. Интересно, придет ли он на мои похороны? И возьмет ли вообще трубку?

Но я помню наш с Мелиндой разговор в первые годы брака. Питер еще не родился, он даже не был зачат, и мы с женой болтали после особенно неистового занятия любовью. Нам всегда нравилось поговорить в постели, пока еще не начались вечерние ток-шоу.

— Как ты думаешь, в раю есть секс? — спросила она.

Я утвердительно промычал.

— А как тебе кажется, для этого нужно иметь тело?

Я пожал плечами, переключая каналы с дистанционного пульта.

— Тело всегда нужно.

— Но не в раю, — возразила жена. — Там только души.

— Если нет тела, — начал я, — значит, нет секса. Половые органы — на теле, рты — на теле. Нет тела — нет половых органов, тогда какой смысл заниматься сексом? Да и вообще никакого смысла.

Но Мелинда не согласилась. Полулежа на подушке — упругие груди двумя холмиками выделялись под простыней, — она привстала и постучала мне по лбу. Она всегда делала это ласково — по крайней мере в то счастливое время, давая мне понять, что я олух и ничего не смыслю.

— Ты балбес! Тело просто домик для души. То, чем ты зарабатываешь на жизнь — ну, всякие искорганы, — все это вспомогательное оборудование, система поддержки того, что действительно заставляет нас поступать так, а не иначе.

Мне хочется думать, что она была права. И я бы ответил, но тут началось ток-шоу, и мы перестали волноваться за себя и начали переживать за звезд.

Мой искорган, в двух словах:

Одна (1) система «Джарвик», тринадцатая модель.