А отец говорил, что если я себя хорошо зарекомендую, то один из его партнеров — может, даже старший партнер Валери Стэтхэм — лично напишет мне рекомендательное письмо в Колумбийский университет, откуда я пока не получил ответа на свой запрос. Меня уже приняли в Университет Коннектикута и в Тринити, но в Колумбийский-то хотелось больше всего, чего уж там…
— Май на носу, — ворчала мать, — что они тянут с ответом? Может, они уже все там решили?
— Отказа они пока тоже не прислали, — резонно отвечал отец, — так что у тебя, сын, есть веские причины постараться получить то рекомендательное письмо, о котором мы с тобой говорили. Еще не поздно.
И вот как раз, когда я был весь по уши в копировании документов в офисе на сорок седьмом, отец вошел и произнес:
— Мама говорит, ты уже бегаешь по магазинам в поисках смокинга.
Да, вот еще что я не сказал вам об отце: он больно дразнит, и его подколы всегда попадают в точку. Я сложил документы стопкой и повернулся к нему — так, как он сам учил меня делать в случае, если предстоит серьезный разговор или спор. Офис закрывался в шесть, половина партнеров уже разошлась по домам, но голубые глаза отца задорно блестели, галстук с идеально завязанным узлом украшал свежую рубашку, и вообще отец выглядел так, словно он только что оделся и побрился. Предстояла нешуточная схватка — прямо как на канале «Энимал Плэнет» — между охотником и добычей.
— Я не могу пойти на бал, — сказал я. — У нас в этот вечер концерт здесь, в Нью-Йорке.
— Перри, у тебя еще будут концерты.
— Не такие, как этот. Мы готовились к нему три месяца. И заплатили за зал из собственного кармана!
Его зрачки запульсировали так, словно у него там, внутри, были мышцы, и сейчас он их разминал.
— На твоем месте, если ты намерен продолжить скандал, я бы говорил потише. Люди вылетали с этой работы и за меньшее, чем повышение голоса в офисе.
— Да кому в голову взбрело тащиться на этот бал — матери или Гоби? — спросил я.
— Гоби улетает домой на следующей неделе, — сказал отец. — Мама считает, что бал будет для нее хорошим прощальным подарком.
Отец наклонился ко мне, и я ощутил его запах — ненавязчивый запах дорогого одеколона.
— Послушай, мы все знаем, что ее пребывание здесь оказалось не таким радужным, как предполагалось. Так что попрощаться с ней надо на уровне.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, сказал я.
Отец кивнул. Я понял, что таким образом меня учат вести споры в дальнейшем; отец явно готовит меня на роль Великого Воина, которым я должен вскоре стать.
— Насколько я понимаю, — сказал он, — именно Гоби обмолвилась о школьном бале в разговоре с твоей матерью.
— Подожди-ка. Ты что, хочешь сказать, она действительно хочет, чтобы я был ее кавалером там?!
В это невозможно было поверить, просто чушь какая-то; но вот отец стоит и говорит об этом, и копировальный аппарат продолжает работать у меня за спиной, и все это совершенно реально, оказывается. Во дела…
— Да она даже не смотрела в мою сторону, не то что в школе, но и дома!
— Но ты смотрел. Ты улыбался ей, здоровался. Ты помогал ей с домашними заданиями. Одним словом, вел себя как джентльмен, а кто еще из твоих одноклассников может этим похвастаться? И кого после этого должна была выбрать Гоби в качестве кавалера на школьном балу?
Я покачал головой.
— Пап, послушай, если бы речь шла о любом другом вечере…
— Но речь идет именно об этом вечере, о субботнем.
Он даже пауз не делал, так что я не мог и слова вставить. |