Харальд повернулся к Гуннхильд и устремил на нее пристальный взгляд. Он пронзал как клинок – так твердо и холодно смотрели эти серо-голубые глаза.

– Что ты так на меня смотришь? – воскликнула Гуннхильд. – Хочешь сказать, что это я приворожила Ингер к Рагнвальду?

– Трудно найти другого человека, которому это было бы нужно. А сам он едва ли смог, это дело не для мужчин.

– Асфрид много знала о рунах и умела делать амулеты на все случаи, – вспомнила Тюра и взглянула на Гуннхильд со страхом. – И ты говорила, я помню, что она многому научила тебя…

– Асфрид никогда не учила меня злой ворожбе! Это не к лицу королеве, она ведь не какая-нибудь старая ведьма! – Нападки на бабушку задели Гуннхильд даже сильнее, чем на нее саму. – Никогда в жизни она не наводила на людей болезнь или безумие! Она только помогала, лечила и меня учила только этому.

– Что толку спорить, – сказал Горм. – Пусть пойдут и поищут в постели у Ингер, нет ли там чего лишнего.

Гуннхильд первой устремилась к двери, но не успела сделать и двух шагов, как железная рука схватила ее за плечо.

– А ты сиди! – Харальд почти толкнул ее к скамье. – Без тебя обойдутся.

Тюра и Хлода ушли в женский покой и приказали служанкам перерыть лежанку, на которой спали Гуннхильд и Ингер. Гуннхильд осталась в гриде, рассерженная, обиженная и негодующая. Сильнее всего ее ранило это ожесточение и холод в глазах и словах Харальда. Выходит, он думает, что она могла испортить его сестру зловредной ворожбой! Он, который… А она уже почти поверила, что он ее любит! Невозможно было не верить после той ночи в кургане Фрейра, да и потом она не раз замечала в глазах его, устремленных на нее, тепло и радость, смешанные с затаенной грустью. И вот все это исчезло. Он снова думает, будто она ведьма! Как будто сам не знает, что из-за любви люди совершают поступки, которые остальным кажутся странными, а им самим – единственно верными. А хотя…

Гуннхильд невольно выпрямилась на скамье. А что, если Харальд подумает, что она и его приворожила к себе? А что, если… если и ее саму кто-то приворожил к Харальду, из-за чего она вот уже несколько месяцев не знает покоя?

Пораженная этой мыслью, она смотрела перед собой невидящими глазами и даже не заметила, как женщины вернулись. Вдруг осознав, что вокруг стало очень тихо, она подняла взгляд и увидела Тюру – та смотрела на нее с таким потрясением и ужасом, будто девушка у нее на глазах превратилась в троллиху, поросшую мхом.

– Что такое? – похолодев, спросила Гуннхильд.

– Там… – Тюра взглянула на мужа, беспомощно потыкав рукой в сторону двери. – Там… нашли… лежит…

Можно было подумать, что в постели Ингер лежит живой дракон.

– Ну, вы принесли? Покажите! – потребовал Горм.

– Что ты, конунг! – ответила Хлода. – Разве мы посмеем прикоснуться к такой пакости?

– Пойдем посмотрим, – сказал Харальд.

Но сам не сдвинулся с места, а за ним и остальные, пока Гуннхильд не поднялась и не шагнула к двери.